Лабиринты памяти

– Говорю же, нет доказательств. – В светлых глазах Джейсона плескалась злость. – Ты знаешь, какой я скептик, но столько совпадений… Видел лицо этой мелкой – бледная, хоть в гроб клади. Выходит из зала суда и скулит, ну не понимает она, как же так: только что жертвой была, а теперь лгунья. А этот… Маркел. Морда кирпичом, просто вышел, вообще никаких эмоций. Что с этой девчонкой стало – не знаю, но живется ей точно хуже, чем этому… Если вообще живется. Короче, так меня подкосил этот случай, что вскоре мне пришлось оставить должность. А потом я нашел тебя и помог устроиться здесь… и снова пересекся с ним.

Ника слушала его вполуха. В горле поселился жгучий комок, и она тщетно пыталась его проглотить. Маркел прикоснулся к ней и вызвал видение. И это испугало ее больше всего на свете. А теперь Джейсон утверждает, что человек, связанный с ней каким-то мистическим образом, оказался насильником. А Мари? Эта святая девица с таким безобидным видом говорит о том, что у ее брата какие-то тараканы. Какие-то тараканы! Срань господня…

– Расскажи мне потом, что в письме, ладно? – Джейсон мягко коснулся ее плеча, и Ника тряхнула головой, возвращаясь в настоящее.

– Я… да… в общем, да, конечно, расскажу.

Джейсон улыбнулся – просто так, тепло, как улыбался всегда, когда хотел ее подбодрить, – и зашагал к воротам.

– Джейсон, – крикнула ему вслед Ника, – я была рада тебя видеть. Правда.

Он коротко махнул ей на ходу. Ника смотрела ему вслед, закусив губу. От количества мыслей голова шла кругом, а на глаза навернулись слезы. Она никогда не чувствовала себя такой раздавленной и беспомощной. Всю жизнь – по крайней мере, ту часть, которую она еще помнила, – эмоции были чужды ей. Ника не знала, когда все началось, когда она приняла решение глушить голоса в голове, отстраняться от блеклых картин-воспоминаний, которые, кроме холода и темноты, ничего не приносили. Ее одиночество было осознанным убежищем от страха, таившегося в стертом прошлом. А когда сцены оттуда прорывались в сознание, она спасалась таблетками – усыпляла свою живую, любопытную, жаждущую знать правду часть. Схема была отлажена, ее устраивало. Но события последних недель постепенно открывали в Нике нового человека – испуганного и растерянного. Все, что случилось за эти дни в пансионе, всколыхнуло в ней самые грязные, больные и ненавистные воспоминания и теперь заставляло по-новому пережить прошлое.

Спрятав трясущиеся руки в карманы куртки, Ника в отчаянии сжала пузырек и поборола искушение его открыть. Таблеток осталось на один раз. Всего на один раз. Поэтому ей придется подождать. Переложив пузырек во внутренний карман, Ника вошла в здание школы и увидела его. Алекс Маркел стоял неподалеку от входа в компании, видимо, своих родителей. Ника уставилась на них. Мистер и миссис Маркел будто сошли со страниц журнала об образцовых английских семьях: маленькая, слегка располневшая женщина с глубокими карими глазами, одетая в элегантный темно-зеленый твидовый костюм, ее муж – высокий брюнет, облаченный в черные брюки и кашемировый серый джемпер, из-под которого выглядывал воротник голубой рубашки. Словно идеальные родители не менее идеальных детей.

Сделав вид, что ищет что-то в карманах куртки, Ника подошла ближе.

– Ты не должен забывать о нашей вере, – строго сказала миссис Маркел и вытащила из-под джемпера сына цепочку с серебряным крестиком. – Делай все, как говорит отец, и Господь спасет нас.

– Сколько громких слов, – недовольно ответил Алекс.

Мать с укором посмотрела на него. В этот момент Ника поймала взгляд мистера Маркела. При виде ее мужчина застыл, а его ярко-зеленые, как у двойняшек, глаза округлились, и Ника поспешила отвернуться. Холл заполняли школьники и их родители. Они весело переговаривались, шутили, обсуждали предстоящую игру. Ника взбежала вверх по лестнице и, пробравшись сквозь группу гостей, изучавших Доску почета, бросилась в комнату отдыха. Все внутри нее пылало от гнева. Ей не терпелось остаться в одиночестве и обдумать полученную от Джейсона информацию.

Стамерфильд никогда не держал стражу при себе, потому что был настолько подозрительным, что ждал удара в спину от любого. Даже, поговаривают, от Харуты. Она погибла, так и не доказав ему свою преданность. Хотя нет, здесь я ошибаюсь. Ведь Стамерфильд назвал свою волчицу в честь нее.

Из воспоминаний Гидеона, заточённых в книгу и оставленных на хранение Стамерфильдам

Глава 7. Крестик в ящике

«Моя дражайшая внучка!