Лаборант

Наверху обнаружился такой же коридор, только дверей значительно меньше. Одна из них была приоткрыта. Внутри оказалось что-то вроде большой больничной палаты, густо уставленной железными кроватями. Кровати были без матрасов и с жалко провисающими сетками, так что мелькнувшую было мысль о замене собственного лежбища пришлось оставить. В коридоре висели еще антиалкогольные плакаты, но в этом заброшенном антиалкогольном мирке и в этой полуразрушенной стране их очевидность казалась какой-то не очень очевидной. Повеселило что-то вроде стенгазеты на одной из стен. Центральную ее часть занимал большой рисунок, выполненный весьма умелой рукой – три бутылки с копытами и весело скалящимися конскими мордами. Коньяк, водка и портвейн. Этикетки были прорисованы основательно и с любовью. Сзади в телеге мужик с развевающимся кнутом. Мужик удивительно походил на Ельцина. Неизвестный талантливый автор, явно очень неравнодушный к теме, непонятным образом смог вложить в эту птицу-тройку какую-то поистине бронетанковую мощь и непобедимый напор.

Можно было поискать Мео – постучать по очереди в закрытые двери, или просто позвать из коридора. Книжкой у него какой-нибудь попробовать разжиться. Сам он на Пашин топот в коридоре никак не реагировал, не выглядывал. Ведь наверняка слышит, что тут кто-то ходит. И наверняка уже вычислил кто. И ждет наверняка что зайду. Неприятный все-таки тип. Почему-то казалось, что у него какая-то врачебная специальность.

А теперь подумает, что я нерешительный, продолжил толочь мысли Павел, покуривая на крыльце. Вот же жизнь, как ни поступишь, все равно в чем-то проиграешь. С другой стороны – если б научиться поменьше думать, то и знать не будешь проиграл где-то или нет.

На крыльцо вышел охранник, тот самый, который в самом начале открывал ворота. Покосился на Пашу и неспешно подошел, доставая сигареты.

– На весь день сука зарядил, – сказал, закурив и кивнув на забортную морось. – Как думаешь?

– Думаю, да.

Его плащ подмышкой оттопыривал рожок автомата, из-под плаща виднелись красные спортивные штаны с белым лампасом, заправленные в высокие кроссовки.

– Федор, – протянул он руку.

– Павел.

– Ну как тебе тут?

– Нормально.

Глаза у Федора были неспокойные, они некоторое время шарили по Пашиному лицу, будто ощупывая его, а затем намертво прилипли куда-то к подбородку. Хорошее лицо было у охранника, немолодое, но простое и мужественное, с волевым подбородком. Глаза портили все дело.

– У вас хоть баба есть, – сказал он. – А у нас вообще тоска. Увольнительную хрен дождешься.

Павел неопределенно хмыкнул.

– Ну че? Над чем сейчас работаете?

Топорная какая проверка, подумал Паша.

– Сейчас, – раздельно сказал он. – Ни над чем.

Федор осклабился, показав золотую коронку.

– А вчера над чем?

– Нам запрещено говорить об испытаниях.

– Испытания, значит, проводите?.. Да ты болтун, оказывается. Находка для шпиона, да?.. Да я шучу, шучу, не напрягайся. Дождь этот, сука, достал. Тебе на теплую шконку, мне на вышку… Ладно, давай.

Павел неуверенно пожал протянутую неприятно большую руку.

Колокольчик

За завтраком Паша Риту узнал не сразу. Оказалось, что она подстриглась. Очень коротко, под машинку и стала выглядеть гораздо моложе. На обострившемся лице весело блестели большие серые глаза, один раз она даже засмеялась в ответ на какую-то реплику сидевшего с ней Еремина. Паша почувствовал неприятную тяжесть в груди. Его взгляда Рита старательно избегала.

По пути в лабораторию он размышлял о том, какая в сущности смешная вещь эти волосы на голове. Просто нелепая. Но какая действенная. Еще в ранней юности его поразил клип одной ирландской певицы, бритой наголо, с глазами олененка и удивительно трогательной песней. Но то, что этот образ стал для него идеалом женской красоты, выяснилось только спустя некоторое время, когда одна из знакомых, студентка худграфа, вдруг ради эпатажа выбрила голову. И он сразу почувствовал к ней очень серьезный интерес. Начал робеть, запинаться в разговоре и вообще вести себя с ней исключительно по-дурацки. Не знал, что делать. Как-то прямо добиваться ее почему-то не хотелось. Хотелось, чтобы все само, чтобы естественно и красиво. Идеально как-нибудь. Но судьба перестала устраивать случайные встречи с ней. Потом девушка удивительно быстро обросла и вся эта Пашина маята сама собой закончилась. Встречая ее уже с нормальной прической, он чувствовал легкую грусть и непонятное сожаление. И не более.