— Что будет так, как есть… Я на целку свою и замкнута. Он зациклен на этом, дотронуться до меня никому не позволяет… Если бы он меня не держал, отпускал, и если бы я даже спала, с кем попало, я все равно не была бы блядью… А так расселась среди ночи под дверью, дымлю, пью с мужиком каким–то, лабухом, байки его детские слушаю — и знаю, что блядь…
Она проговорила это таким разгоряченным, вожделеющим шепотом, что я почувствовал ее тело — стремительное, струистое тело. Сквозь дерево пронизывались его дрожь, неутоленность, жажда — и я спросил:
— Ли — Ли, ты мастурбируешь?..
Она не заметила путаницы, дефиса в имени…
— Ласкаюсь…
Ночь правды…
— Ты голая?..
— В ночнушке…
— Сними…
— Зачем?..
— Сними, я хочу поласкаться с тобой голой…
— А дверь?..
— Не в помеху…
— Тогда и трусики снять?..
— И трусики сними…
Она на мгновение затаила дыхание, ее дыхание удивлялось тому, что она вытворяет, но дыхание хотело, чтобы так странно было, через дверь, и через паузу она задышала чаще, встала, мы встали вместе…
— Сняла…
— И трусики?..
— И трусики…
— Стоишь голая?..
— Голая…
— Совсем?..
— Совсем…
— Перед голым мужиком?..
— Перед голым…
— Не знакомым тебе?..
— Не знакомым…
— Конченая блядь?..
— Конченая…
— Для конченой бляди чего–то не хватает…
— Не хватает… Чего?..
— Того, что делается не через дверь… Но мы сделаем это через дверь, потому что ты не блядь… И двери между нами нет…
— Нет…
— Прижмись ко мне…
— Я прижалась…
— Крепче… Обними меня…
— Обняла…
— Я не чувствую… Где ты?..
— Здесь… С тобой…
— Вся со мной?..
— До капельки…
— Теперь чувствую… Поцеловать тебя?..
— Поцелуй…
— Какая ты нежная… Таких нежных нету больше, во всем свете нет, только ты… Какие сладкие твои губы… Тонкая шея… Мягкие плечи с этими родинками… я сцелую одну, ничего?…
— Ничего… Их много…
— Две на левом и три на правом…
— Три на левом и две на правом…
— И по одной на грудях…
— На грудях не было у меня родинок…
— Я посадил их… Снял с плеч и посадил… Круглые какие у тебя груди… Упругие соски… Ты не кормила ни дочь, ни сына, меня ждала…
— Тебя ждала…
— И между грудей пахнет подснежниками… До самого живота пахнет… до пупка… и ниже, до опушки… И поиграюсь в ней?..
— Поиграйся…
— Шелковистая какая… А под ней бьется что–то, пульсирует… Родничок?..
— Родничок…
— И можно попить?..
— Можно… Попей…
— Как хмельно… Хмельной родничок с шелковыми берегами… Я нырнуть туда хочу… Весь–весь хочу войти, сколько меня есть…
— Войди…
— Я обнимаю тебя?..
— Обнимаешь…
— За плечи?..
— За плечи…
— За бедра?..
— За бедра…
— За все?..
— За все…
— Не очень сильно?..
— Нет, можешь крепче…
— Так?..
— Так… Еще сильнее…
— Ты идешь ко мне?..
— Иду…
Я ударился в дверь — хмелем, желанием:
— Иди ко мне!.. Я так хочу быть с тобой, сладкая моя, страстная, знойная, весь хочу быть, здесь, здесь, в тебе, во всей тебе, в глубине твоей, я так жажду, что ни делаю — о тебе думаю, ищу тебя, без тебя тоскую, я жить без тебя не могу, так люблю, так хочу, чтобы ты меня любила, была со мной, никогда и никуда не исчезала, не пропадала, была и была, только ты была, и никого, кроме тебя, я без тебя погибаю, умираю, ты больше не пропадай, не исчезай, будь со мной, будь, иди ко мне, Ли — Ли!.. — любимая, любимая, ненаглядная, единственная — о–о–о…
— Ёй–ёй–ёй-ёй–ёй… — тоненько, высоко наложился ее голос на мой, — ёй–ёй–ёй… ёйёйёйёйёйёйёй… как сладко… ёйёйёйёйёй…
Я не кончил — время поллюций моих давно миновало… Но я был с Ли — Ли, только что сладостно был с Ли — Ли… Я люблю тебя, Ли — Ли, где ты девалась, куда ты все деваешься от меня и деваешься?..
Ёйкать за дверью перестали и шепнули:
— Взломай…
— Что взломать?..
— Дверь… Она тонкая…
— А потом?..
— Пожар устроим… Пожарным позвоним, они все здесь переломают…
Это уже была бы забава на всю ночь…
— Нет, я пойду… В следующий раз подожжем…
— В следующий раз такого не будет…
— Будет… Все у нас будет…
— Нет…
— Да… Доброй ночи… Спасибо тебе…
Я повернулся к лестнице, дверь рванули изнутри:
— Роман!.. Роман Константинович!.. Эй!..
Без пожара в этом доме не обойдется… Но без меня, я позабавлялся недавно в одном доме… И я двинул из подъезда на улицу.
Пока длился наш роман через дверь, ночь поднялась над Грушевкой в полный рост — искристая, мерцающая, с Млечным путем, созвездьями, месяцем…
— Эй!.. — послышалось из–под месяца. — А комнату посмотреть?..
Лилия, облитая лунным светом, стояла на балконе… Как и ночь, в полный рост стояла — голая в созвездьях. Я отходил, а она светилась, фосфоресцировала и таяла в лунном свете…
Видение…
Призрак.
XIII