Лада, или Радость

Читатель(с вежливой, но обидной улыбкой). Да бог с ним, со Светловым. Я к тому, что конфетная сентиментальность тоже, уж извините, кажется несколько архаичной и приторной. Описывать все сплошь одних старух…

Автор (горячась все более). “И скучно, и не в моде”? И пишу я, соответственно, “в захудалом роде”? Не пойму — вы мне польстить пытаетесь таким уподоблением или же подчеркнуть мою литературную мизерность?

Читатель(снисходительно). Да нет же. Ни то, ни другое. Как бы вам это поделикатней объяснить. Ну вот как вы относитесь к такому утверждению — “Художник, как и ученый, в ходе эволюции искусства или науки все время раздвигает горизонт, углубляя открытия своего предшественника, проникая в суть явлений все более острым и блистательным взглядом”.

Автор (теряя терпение). А можно все-таки без пошлостей?

Читатель(с хорошо скрытым злорадством). Ну если это и пошлость, то никак не моя, а вашего разлюбезного Набокова.

Автор (смутившись и мучительно покраснев). Ну Набокова… Из лекций, небось… Мало ли он там глупостей наговорил… Про Достоевского и вообще… Про Элиота даже… Хотя вообще-то что ж… В принципе, может быть, и верно… Вот только жаль, что все эти раздвижения горизонта и углубления открытий чаще всего понимаются и сводятся к тому, что если предшественник описал любовные страдания педофила, то последователь обязан описать приключения как минимум скотоложца или еще что-нибудь позабористей. И выходит никакое не проникновение в суть явлений и никакая не эволюция, а ровно наоборот — стремительная и непоправимая деградация и дегенерация… А вообще-то в этой фразе сквозит такая наивная и мелкобуржуазная вера в благодетельный прогресс и в неуклонное поступательное движение вперед и выше, что впору даже усомниться в том, что это Набоков… Да нет, нет, я вам верю… Но уж очень смешная выходит картинка — как на плакате в кабинете биологии, где слева направо представлено происхождение человека. Только тут в виде косматой и длиннорукой ископаемой обезьяны окажется “друг веков Омир”, австралопитеками и питекантропами предстанут Дант, Тасс и Шекспир, угрюмыми неандертальцами Флобер и Толстой, а впереди всех, конечно же, в виде полноценного человека прямоходящего сам Владимир Владимирович в пенсне и с рампеткой. Подозреваю, что в худые минуты он и вправду мог так думать. И между прочим, когда читаешь (и пока читаешь) “Дар”, или “Приглашение на казнь”, или “Pale fire”, ты и сам готов в это поверить — в смысле, что лучше уже и быть ничего не может и последующим поколениям писателей остается только, как сказал бы Жора, “курить в сторонке”. Хотя сейчас мы, без всякого сомнения, именно этим и занимаемся… но вообще-то… (не знает, что сказать). Короче, все гораздо сложнее, и ни в какие схемы не укладывается… А что это вы такую нарочито скучающую физиономию скорчили?

Читатель. Да ну что вы, Тимур Юрьич. Как можно? Просто, возвращаясь к вашему творению, хотелось бы адресовать вам античный (в переводе Фета) вопрос: “Кто же это станет читать?”.

Автор (окончательно выходя из себя). Кому надо, тот и станет... Я, между прочим, никому не навязываюсь. А не нравится — вон читайте какой-нибудь свой нацбест, а еще лучше “Морпехов в Куршавеле”.

Читатель. ???

Автор. Такой роман — в самом, я думаю, незахудалом роде.

Читатель. Сами придумали?

Автор. Да вот зуб даю! Ленка видела в аэропорту. Жалко, не купила.

Читатель. Забавно… Но вот что, по-моему, еще забавнее — так это ваша многолетняя уверенность, что у меня (читателя) нет никакого другого выбора — или ваши высокоморальные и высокохудожественные тексты, или эти вот ублюдочные морпехи. Будто уж ничего иного в современной российской словесности и нет. Помните, Гриша Дашевский еще десять лет назад иронизировал над этой вашей трогательной убежденностью, что вы один-единственный стоите за Истину, Добро и Красоту, а все остальные литераторы поголовно состоят на службе у злобной и уродливой лжи и — как вы бы добавили — ее Отца.

Автор(озлобленно). Ну, все не все… Примеров тому, как говорил Горбачев, немало!.. Да речь же не о разделении на божьих агнцев и козлищ. Настоящих буйных среди литераторов не так уж и много, а агнцев вообще никогда не водилось! Как справедливо отмечал Джон Шэйд, “Without Pride, Lust and Sloth poetry might never have been born”[5]. Речь только о принципиальных установках, между прочим, не столько религиозных и нравственных, сколько эстетических. Оставим вообще “в столь часто рушимом покое” христианство. Давайте лучше пользоваться киплинговской схемой. Есть the Gods of the Market-Place и the Gods of the Copybook Headings[6]. И я предпочитаю служить вторым, хотя бы потому, что служение божествам базара оборачивается таким позорным и жалким заискиванием перед всякой идиотской модой и такой несвободой, пошлостью и кривляньем… Не в смысле алкания денежной корысти, конечно, а рабствования перед разбалованной и обнаглевшей чернью, площадной новизны и броскости, прикольности и эпатажности во что бы то ни стало. Прописные же истины…