Ладья Харона

Интеллигентный вопрос вернул его к действительности. Да, это сосед по палате. Псих, любящий культурные беседы. Другие… тоже были своеобразные личности. С утра до вечера, выдавая свою принадлежность к ИВИ, вели разговоры о том, как лучше бежать в Гоморрию. Был тут судья из Мозыря, знавший наизусть чуть ли не все статьи Уголовного кодекса и изнасиловавший в отдельном кабинете ресторана официантку, обслуживавшую столь важную персону, прямо на столе среди недопитых бутылок и закуси. Так сказать, на десерт. Толстый доктор каких–то наук, выдававший себя за героя романа Богомолова, научил За- мышляева избавляться от таблеток, убивающих интеллект. Надо было сделать вид, что глотаешь, а на самом деле кончиком языка придержать их у щеки, затем, когда врача уже не было поблизости, выплюнуть. Но не в плевашку, а в туалете.

Впрочем, и там могли оказаться доносчики, поэтому рекомендовалось все делать с предосторожностью.

Проникшись внезапным доверием, герой Богомолова поделился с Замыш- ляевым тяготившей его жуткой тайной: оказывается, он не просто ученый, не какой–то заурядный Эйнштейн, а гений, равных которому не рождалось на Земле! «Бывает», — сочувственно согласился с ним писатель. «Да нет, не подумайте, что я один из них, — обвел рукой густонаселенную палату ученый. — Я изобрел способ взрывать целые города без бомб, без всяких там ракет!» Он поведал свою одиссею. Ехал из Москвы и демонстрировал ошеломленному человечеству свое могущество! В Болванске его сняли с поезда…

Впрочем, и другие обитатели были выдающиеся в своем роде личности. Не та преснятина, что окружает нас повседневно, превращая нашу жизнь в невыносимую скуку.

Сухонький, бодрый старичок, голосящий о том, что он смело в бой пойдет за власть Советов, в свое время ухлопал жену, порезал на куски, засолил в бочке и пригласил приятеля–следователя на жаренку. Бродил из палаты в палату молодой человек, о котором было известно одно: в лагере мужики использовали его заместо бабы. Он присаживался на соседнюю койку и уныло, монотонно рассказывал о том, как надзиратели в тюрьме измываются над заключенными, требуя мзду за право помочиться. Был тут вор, заядлый книгочей, не отрывавшийся от рассказов Чехова. И, безусловно, самой симпатичной, располагающей к себе личностью на этом пестром фоне был бедолага без паспорта и места жительства некто Херувим, десятки лет скитающийся по психушкам. Он страшно обрадовался появлению писателя. Наконец–то могла осуществиться его давно лелеемая трогательная мечта погибнуть не зазря — перед тем зарезать какую–нибудь знаменитость! Ему не везло — всю жизнь толклись, мельтешили вокруг него такие же мелкие сошки, как и он сам, словно со дня рождения он угодил в серое облачко мошкары. И вот наконец долгожданная жертва. Может быть, даже гений, о котором возрыдают все газеты мира. А кто приблизит звездный час этого замордованного гения? Он, Херувим! Он так и объявил новоприбывшему. Замышляев, не избалованный общественным признанием, не смог скрыть, что крайне польщен такой перспективой и проникся к будущему убийце горячей симпатией, искренне уверовав в благородство его миссии. Но сна лишился. Беспокойно ворочался, ко- сясь на притворно похрапывающего соседа: не выхватит ли тот в любой момент из–под подушки бритву?

Впрочем, зря он опасался. Никакой бритвы у Херувима не было. Все имущество соседа составлял осколок зеркала…

Разные мысли приходили в голову Замышляева. А так ли несправедлив мир, бросивший его в психушку? Разумеется, сумасшедшим Замышляев не был. Скорее недоумками были лечащие его от здравого смысла. Но так ли он был безвреден, если поглядеть на него глазами общества, в котором ему выпало существовать? Почему его мозг имеет пагубную склонность сосредоточиваться на вопросах, которые лучше бы обойти стороной? Почему его память хранит тысячи подробностей, о которых лучше бы не вспоминать?

Однажды он оказался в районном центре, в котором было одно выдающееся строение — бывший замок Черного барона. Когда разразилась революция, все имущество барона растащили, а книгами из его библиотеки мостили непролазную грязь. Прислугу расстреляли. Особенно страшной оказалась судьба дочери кухарки. Барон учил ее музыке. Называл Аленьким цветочком.

Услышав крики людей, грохот, она спряталась за огромное зеркало. Его никто не мог уволочь в одиночку. Тогда разбили его и каждый унес осколок. Председателю комбеда ничего не осталось. Тогда он схватил за волосы девочку и изнасиловал ее под гогот скота.

Долго замок стоял забытым, неухоженным. Потом его превратили в спирт- завод.

Нехорошо думал о собственном народе Замышляев…

Не догадывался он, что Херувим был потомком одного из бандитов, когда–то громивших замок Черного барона. И порой из–под подушки соседа по палате осколком зеркала сверкала романтика революции…

В общем, в ИВИ в качестве подопытных, на которых испытывали новые препараты, находились люди как люди. Как и те, что находились на воле. Точнее — временно оставались на воле, которая являлась как бы приемным покоем психушки.