Ладья тёмных странствий. Избранная проза

Пришёл день после немного утомительной недели на производстве коробок для нежных тортов, бисквит которых не напоминает детство, подсмотренное через скважину, – за ней (шаги уже слышатся) чужая жизнь, вызывающая лёгкое колебание степных трав, растущих вдали от явлений неясных и скучных, трудновыясняемых самих по себе и со временем: понедельник, суббота, вторник – несётся семёрка дней по полям, по-над берегом боря, степью жаркой, к заводам, к домам-небосвёрлам, зажавшим в груди часть детей, ждущих от бега символов по страницам и главам сказку сказок, миф, легенду, приказ, означающий бог знает что, или нечто, способное всё объяснить лишь себе на производстве картонных картонок, необходимых, как сказано, для упаковки тортов, растаявших, съеденных за то время, пока писалось приглашение к рассказу, мифу, новелле или притче о пустоязычной личности, запустевшей от пустомыслийных потуг и докук. Я проснулся. Проворно оглядел крысоловки. Улов небогат. Две крысищи и пара гадёнышей. Крысят напоил сидром, выпустил. С кряхтеньем и матом вернулись они в мир яви. Пока варилось кофе, поместил парочку тварей в стеклянный ящик и стал ждать, кофе сварилось быстро, сел с чашечкой, прихлёбывая и чавкая, насвистывая, любовался сцепившимися. Схватка была недолгой. Крыс с синими клыками победил, и пока я дожёвывал дольку дыни, он дожевал лобные доли товарища. Успев чиркнуть в книгу мудрых мыслей афоризм о силе искусства, я смёл со стола, выпустил чемпиона, кинул на себя плющ и поехал на лесозаготовки. Грибов уродилось много я собрал; потемнело на небе и в глазах. На работу вышел сильный дождь; быстро, еле различая ели, собрал грибы. Дождь. Укрылся. Потоки целые лавины воды обламывали ветви и превратили лес в частокол. Над ним проносились с грохотом огромные стеклянные птицы. Сначала испугался, но, перестав дрожать, прыгнул на проносившуюся в мутном потоке груду ветвей и понёсся сквозь. Голый лес. Вода стремительно поднималась. Ветхий плот мчался к станции. Приближались телеграфные нитки. Прорвавшись сквозь болтовню, куча дерева и плоти двинулась дальше. Только проскочили развилку, как сзади из пучины вырвались столбы пара и дыма. Раздался взрыв, из грязи вылетели куски паровоза и… женская голова. Я закричал от восторга, закрыл глаза. Голова плюхнулась в корзину и, щёлкая зубами, прокричала: Когда же кончится дождь! Я лишь седел от удивления и цокал языком. Голова сморщилась: дай что-нибудь пожрать. Я угостил её колбасой. Прожевав и оставив прожёванное на дне корзины, она закрыла глаза; приказала: отбой. Я завязал её в носовой платок и накрылся пиджаком.