Ладонь, расписанная хной

Я не отвечаю. Да и что тут можно сказать? Нет, возвращайся обратно в мой телефон? Или да, пожалуйста, шепчи мне еще, чтобы я таяла как шоколад? Или что я бегу от той неразберихи, в которую превратила собственную жизнь?

Арнав идет рядом со мной, не нарушая удобного молчания и держа на плече рюкзак. Он что, так и не заселился в номер? Пляж под нашими ногами выгибается дугой, выходящей к форту Колаба, чьи стены темнеют и постепенно сливаются с вечерними сумерками. Я бросаю на него осторожный взгляд. Он так и не переоделся, все еще в рабочих рубашке и брюках. Не хватает только черных туфель. Босые ноги и растрепавшиеся кудри придают ему необузданный, почти бунтарский вид. Как мне теперь отвести взгляд от этих теплых сияющих янтарных глаз?

Он рассекает воду босыми ногами, как маленький мальчик, беззаботный и легконогий.

Он выглядит таким свободным.

И тут вся тяжесть того, что я натворила, обрушивается на мои плечи. Я начинаю плакать.

— Тише, тише… — шепчет он, когда мы останавливаемся.

А потом поворачивается и обнимает меня.

Вот и моя погибель.

— Я увольняюсь. — Все еще всхлипывая, я поднимаю к нему лицо с красным носом и такими же красными глазами.

Арнав вытягивает губы и издает звук, больше похожий на выдох, чем на свист.

— Вот как. Из всего, что пришло мне на ум за последние две секунды, это последнее, о чем бы я подумал.

Большим пальцем он чуть заметно поглаживает мою руку, и весь мир сосредотачивается на этом ощущении, пронизывающем меня насквозь, как удар тока.

— Это… Жених заставляет тебя уволиться? — спрашивает он, и в голосе слышится металл.

Розовый вечер быстро превращается в лиловые сумерки, и мир затихает, словно вместе с ним дожидаясь моего ответа.

— Нет. Я увольняюсь, потому что еду в Нью-Йорк.

Я первый раз произношу это вслух. И он — первый человек, которому я это говорю. Мне становится так легко, словно я сбросила с плеч двадцатифунтовые гири, которые носила несколько дней. Теперь я отваживаюсь на него посмотреть.

— Едешь в Нью-Йорк с Лалитом? — снова спрашивает он, и сталь в его голосе уже напоминает ипостась дракона Арнава.

Ну почему он не может перестать о нем говорить?

— Пока ты не приняла решение, позволь мне кое-что сказать. Пожалуйста, выслушай меня…

— Нет! — перебиваю я, и в моем голосе тоже появляется сталь.

Он смотрит на меня с удивлением, потому что стали в голосе раньше за мной не замечалось.

— Не с Лалитом. Я за него не выйду. Я… не хочу. Мне предложили работу в Нью-Йорке. Поэтому я отменяю свадьбу и еду туда жить и работать. Я не хочу этого замужества, а хочу другой жизни. — Я тщательно проговариваю каждое слово. — Лалит еще об этом не знает. Никто не знает. Ну, кроме тебя. Теперь.

— Ты… не выходишь замуж. — Он проговаривает эти слова, будто стараясь их осознать до того, как они исчезнут вместе с ветром, что часто происходит со словами. И прежде чем он успевает справиться с собой и взять себя в руки, на его лице появляется широкая улыбка. — Выходит, ты свободна.

О боже. Как громко стучит сердце.

— Я вот что хотел сказать: тебе привет от тайного поклонника.

Он снимает с плеча рюкзак и, как фокусник, достает оттуда букет желтых маргариток. Мир замирает на месте.

Это был он.

Сердце вздрагивает, как от удара.

Эти цветы и лакомства…

Это все был он.

— Из всего, что пришло мне на ум, это последнее, о чем бы я подумала, — говорю я, не в силах противиться улыбке, расцветающей на моем лице.

От макушки до подошв меня наполняет сияние безграничной, безразмерной радости.

Какой же я была глупой, раз не догадалась сама! Но когда ты всю жизнь стараешься играть чужую роль, пытаешься выглядеть выше или стройнее, умнее или красивее, то как поверить, что ты кому-то понравилась такой, какая есть? Я не знаю, плакать мне или смеяться, поэтому делаю и то и другое.

Над морем вдруг самым волшебным образом появляется свет: это маленькие рыбацкие лодки возвращаются на берег.

— Но почему ты мне не сказал?

— Потому что мы только начали общаться, подружились, и я не хотел все испортить. А еще я должен признаться, что это я пополнял твои запасы «Кит-Ката».

— Это тоже был ты? А я-то решила, что это отдел кадров так поощряет нас за каждый клиентский проект.

Он улыбается, удивляясь моим идеям.

— Нет. И та пластиковая маргаритка у тебя на столе тоже от меня. Я все ломал голову, как пригласить тебя на свидание и насколько это вообще позволительно, но ты ни с того ни с сего объявила о помолвке и смешала мне все планы. Я не знал, что еще можно сделать, поэтому стал отправлять тебе эти подарки, еду и книги в надежде, что вдруг… Потом, когда мы перестали переписываться, я утратил надежду. Но Чоту сказал, что я буду величайшим глупцом, если хотя бы не скажу тебе об этом. Вот я и заглянул в твой календарь. А Чоту узнал, что ты едешь на этот курорт. Я помчался на паром, чтобы оказаться там раньше тебя и сказать тебе… То есть спросить… — Он резко замолкает. — Раз ты только что уволилась и, значит, я больше не твой начальник, не согласишься ли ты выпить со мной кофе? Или съесть «Кит-Кат»? Или бирьяни?