Бернские власти тут же постарались представить его поступок как вспышку безумия со стороны человека, получившего тяжелые психические травмы на войне. Главная цель Берна была – заставить водуазцев забыть о майоре Давеле. Так, в 1725 году неожиданно обнаружилось, что после казни его голова сохранилась, ее держал в спиртовом растворе местный аптекарь – и тогда голова Давеля была изъята и сожжена.
Но память о патриотическом выступлении передавалась из уст в уста. Лагарп совершенно точно впервые услыхал этот рассказ в устной форме и, может быть, даже в детстве. Уже в 1798 году в ходе революции именно он не раз упорно напоминал о необходимости реабилитации Давеля, а в 1805-м опубликовал его историю по запискам современника, еще не имея на руках всех документов. После смерти Лагарпа в его завещании, вслед за распоряжениями о письмах, адресованных Александру I, шел пункт, согласно которому Лагарп передавал денежную сумму для размещения на здании собора таблички в память о Давеле. Она была установлена там в годовщину казни, 24 апреля 1839 года. Вскоре после этого состоялись и документальные публикации. Так, во многом благодаря Лагарпу, этот подвиг, наверняка сыгравший свою роль в формировании его личности, вошел в историческую память швейцарцев[60].
Но вернемся к тому, как Лагарп описывает свое детство. Начальное образование, которое Фредерик-Сезар получил в коллеже Ролля, он оценивал весьма плохо – «ни о французской грамматике, ни о географии, ни об истории не было речи», его лишь немного выучили латинскому и азам греческого языка. К счастью, брат его отца, принадлежавший к духовному сословию и «столь же почтенный по своим добродетелям, сколь и ласковый», обладал большой библиотекой, где Лагарп получил возможность погрузиться в чтение. Он «проглатывал» книги по античной истории и именно тогда «приобрел такое уважение и восхищение по отношению к людям той эпохи и к республикам», которое, по собственному признанию, повлияло на всю его жизнь. Ценности и достоинства свободы он извлекал еще и из книг по истории английской и голландской революций, а также из истории родной Швейцарии. Он начал грезить древними Афинами и Римом: избегая шумных игр с товарищами, уединялся в своих мечтах и мог полностью излить сердце лишь на долгих прогулках вдоль озера со своим отцом, который его полностью понимал[61].
Среди сверстников, правда, был один мальчик, с которым Лагарп сразу близко подружился – его двоюродный брат Амедей де Лагарп (он был младше Фредерика-Сезара всего на полгода). В 14-летнем возрасте обоих вместе послали учиться в элитное учебное заведение, которое с лихвой вознаградило Лагарпа за все недостатки его начального образования.
Два с половиной года, с 1768 по 1770-й, Лагарп жил и учился в замке Гальденштейн, расположенном в долине Рейна, в 4 км от Кура – главного города Граубюндена, тогда еще известного как Свободная республика Трех лиг. Здешнее учебное заведение («семинария») было основано в 1761 году двумя местными педагогами – пастором Мартином фон Плантой и домашним учителем Иоганном Петером Неземаном. Оба они вдохновлялись так называемыми идеями «филантропизма» – новаторского направления в педагогике эпохи Просвещения, начало которому в конце 1750-х годов проложили труды Иоганна Бернгарда Базедова. Его представители воспитывали в детях полезные качества на различном поприще (военном, политическом, коммерческом), стремились привить им любовь к ближнему и религиозную толерантность, делали акцент на равноценное физическое и умственное развитие, на практические навыки и познания (в особенности из естественных наук), а не на зубрежку и формализм – надеясь, что тем самым они способствуют прогрессу общества в целом и готовят перемены в жизни к лучшему. В Гальденштейне это к тому же обогащалось экспериментом введения «школьной республики» в подражание античности.
Живописная долина альпийского Рейна, ее непосредственная связь с древней историей Швейцарии еще римских времен, наконец, сама республиканская атмосфера в школе – все это сильно воздействовало не только на обоих Лагарпов, но и на многих их товарищей, ибо из школы вышло еще около десятка будущих деятелей революции. Сам Лагарп даже отмечает в мемуарах, что первые контуры Гельветической республики явились ему как мечты, когда он гулял по «прекрасному Гальденштейнскому фруктовому саду».