Постепенно в связи с развитием города в Петербург стекались и представители других профессий из Швейцарии – врачи, священники, ученые, учителя[51]. Так, в 1724 году по просьбе консистории реформатской общины Санкт-Петербурга сюда из Женевской академии был прислан пастор Робер Дюнан, благодаря которому в Адмиралтейской части была заложена церковь для франкоязычных протестантов. Большой вклад внесли уроженцы Швейцарии в развитие Петербургской Академии наук – там практически с момента основания работали математики из Базеля, братья Николай и Даниил Бернулли и Леонард Эйлер, а в 1772 году при содействии Эйлера в Россию прибыл еще один представитель базельской математической школы Николай Фусс. Основной причиной, по которой ученые столь охотно отправлялись в далекую Россию, являлась нехватка мест в швейцарских университетах и академиях, где количество кафедр было небольшим, да к тому же они (подобно магистратам) были «забронированы» за представителями нескольких привилегированных семейств[52].
Среди офицеров русской армии середины XVIII века, имевших швейцарское происхождение, следует выделить Шарля Эммануэля де Варнери (1720–1786), едва ли не первого выходца из земли Во в России, уроженца города Морж на Женевском озере (по соседству от Ролля, где родился Лагарп). Он в 1738 году поступил на русскую службу, успев уже до этого повоевать в армиях Пьемонта и Австрии, и принял участие в Русско-шведской войне в чине капитана гренадеров. В 1742 году он перешел на прусскую службу, где продолжил успешную военную карьеру.
Во второй половине XVIII века количество профессий, представленных эмигрантами из Швейцарии в России расширяется: так, Екатерина II пригласила швейцарских часовщиков и ювелиров, а также благодаря ее указам 1760-х годов о призыве иностранных колонистов швейцарцы приняли участие в создании сельскохозяйственных поселений на Волге, хотя здесь они по количеству заметно уступали выходцам из немецких земель. Стоит подчеркнуть, что в отличие, например, от швейцарской эмиграции в Америку эмиграция в Россию никогда не была массовым отъездом крестьянства (то есть бедных слоев населения), а ориентировалась на средние слои и дворянство. Швейцарские же сельские колонии на юге Российской империи, получившие в дальнейшем широкую известность, появились только при императоре Александре I, в первые десятилетия XIX века[53].
За весь XVIII век в Российскую империю прибыло около тысячи уроженцев швейцарских кантонов и союзных земель[54]. Некоторые из них приблизились к Императорскому двору, который не миновала общеевропейская «мода на Швейцарию». В начале 1780-х годов, после возвращения из заграничного путешествия великого князя Павла Петровича в его дворцовом комплексе в Гатчине была устроена «молочная ферма» в альпийском стиле, где трудились приглашенные швейцарцы из Оберланда, а в Павловске – домик-шале. Тогда же история фиксирует и обратное явление: регулярные визиты русских на берега Женевского озера. Так, уже с середины 1750-х годов в поместье возле Моржа обосновалось дворянское семейство Головкиных, в начале 1780-х в Лозанне жили представители аристократических фамилий России – светлейший князь Григорий Григорьевич Орлов и граф Григорий Кириллович Разумовский. Все это способствовало активизации контактов с землей Во, и неудивительно, что поток воспитателей и воспитательниц оттуда в русские дворянские семьи постоянно увеличивался.
Итак, данная глава позволила рассказать из какой удивительной страны – не только для читателя, который впервые знакомится с историей Швейцарии, но и для искушенного исследователя-историка! – приехал в Россию Фредерик-Сезар Лагарп. На протяжении более двух тысяч лет ее область лежала в центре важных исторических событий. Государственность Швейцарии возникла на рубеже XIII–XIV веков из стремления к свободе и взаимопомощи нескольких альпийских общин, а затем разрослась на значительную территорию и приобрела собственную мощь настолько, что смогла полностью освободиться от внешней опеки и даже сама претендовала некоторое время, в конце XV – начале XVI века, на положение доминирующей силы в стратегически важном альпийском регионе, способной вести успешные завоевания за его пределами. Затем на смену экспансионистской политике пришли нейтралитет и наемничество. Реформация создала в стране редкую ситуацию, когда, несмотря на политическую разобщенность, религиозные конфликты друг с другом, на полный государственный суверенитет, которым обладал каждый член Конфедерации и связанные с ними «союзные земли», они все-таки сохраняли единство и даже создали фундамент для общей истории в виде «швейцарского мифа».