Лагарп. Швейцарец, воспитавший царя

В своих постоянных размышлениях – «не лучше ли мне уехать; верно ли, что я остаюсь» – Лагарп все же выбирал последнее, ощущая искренную привязанность к ученикам, сознавая важность своей миссии и, не в последнюю очередь, боясь разочаровать своих родителей и земляков. Трудности в жизни Лагарпа лишь помогли в нем «закалить и сформировать наставника»[170].

Под именем якобинца

Между тем с начала 1790-х годов в Петербурге уже явственно отзывалось эхо парижских событий. Если изначально революция во Франции казалась чем-то далеким (притом что Екатерина II сперва отнеслась к ней умеренно-нейтрально), то постепенно к российскому двору все в больших количествах начали прибывать эмигранты-аристократы. Их гостеприимно принимали в Эрмитажном салоне императрицы, где те горько жаловались на постигшие их «несправедливости» и «революционные безумства»[171].

Хвалиться перед ними республиканцем на своей службе Екатерине было уже неуместно. На Лагарпа, получившего теперь новое прозвище – якобинец, не только обратились стрелы ненависти со стороны беглых аристократов, но и возникла прямая угроза его положению при дворе, поскольку некоторые из эмигрантов были тесно связаны (родственными или дружескими узами) с представителями бернской олигархии, с которыми Лагарп вступил в острое противостояние.

Каким же образом учитель из далекого Петербурга смог войти в политическую жизнь Швейцарии и получить в ней место настолько важное, чтобы стать объектом преследований за ее границами?

Надо сказать, что положение Лагарпа как царского наставника все эти годы не оставалось незамеченным в альпийской Конфедерации (ведь далеко не все швейцарские учителя в Европе могли претендовать на то, что воспитывают будущего правителя огромной страны!). В частности, на него непосредственно обратило внимание Гельветическое общество. С Лагарпом вступил в переписку видный член этого общества, поэт и собиратель швейцарского фольклора, пастор Филипп Бридель[172]. Они познакомились, вероятно, в Лозанне в начале 1780-х годов. В 1788 году Бридель в письме задал вопрос, как может совмещаться положение Лагарпа при дворе абсолютного монарха с его собственными «суровыми правилами касательно свободы», и в ответ получил фрагменты из упомянутых выше занятий по истории с Александром и Константином. Эти фрагменты Бридель зачитал на заседании Гельветического общества 28 мая 1789 года, отчет о котором был опубликован. Так вся образованная Швейцария узнала не только о том, что Лагарп воспитывает русских принцев, но и то, что на своем посту «защищает он священные и исконные права человеческие от власти самодержавной». Члены общества подняли тост «за здоровье швейцарца, который и у подножия трона не отрекся от духа республиканского», а потому «оказывает отечеству честь подобными чувствами и уроками»[173].

В свою очередь Лагарп также внимательно следил за ходом дел в Швейцарии – по газетам и по письмам друзей. Начало Французской революции в 1789 году, созыв Генеральных штатов, которые затем под именем Учредительного собрания развернули широкие государственные реформы (пока еще при видимом сохранении многих атрибутов прежнего режима, включая королевскую власть) – все это заставляло Лагарпа надеяться, что подобные процессы возможны и на его родине, земле Во, чтобы ликвидировать систему ее «угнетения» со стороны Берна. Идея Лагарпа состояла в том, чтобы созвать «Штаты земли Во» – ассамблею представителей сословий и городов, которая не собиралась уже несколько веков, поскольку восходила к савойской эпохе, а позже была «забыта» бернцами. С ее восстановлением Лагарп хотел создать представительный орган, по форме близкий французским Генеральным штатам, где города и сельские округа выбирали бы депутатов, представлявших Берну набор политических требований, которые нужно воплотить в жизнь[174].