Лагарп. Швейцарец, воспитавший царя

Но среди этого обилия славословий встречались детали, на которые Лагарп обращал внимание и которые его беспокоили. Так, совершенно неожиданной оказалась его реакция на принятие указа о «вольных хлебопашцах»: вместо горячего одобрения Лагарп встревожился, «ибо с трудом поверить мог, что тот, кто пример подал, чистые имел намерения». Действительно, граф С.П. Румянцев (который, по словам Лагарпа, «в либерализме не был замечен») предлагал эту меру именно в интересах дворянства, поскольку «многие помещики находят выгоды чрезвычайные увольнять лично крестьян из платы [то есть из подушного оклада. – А. А.], следственно уволили бы их охотно и целыми селениями, когда бы в том находили против продажи преимущество»[312]. По мнению Лагарпа, эту меру приняли поспешно, возбудили в обществе много толков, компрометирующих императора, и даже слухи о «предвестии революции». Между тем этот закон только тогда приведет к успеху, способствуя процессу отмены крепостного права, когда «все к этой мере подготовлено и отпуск на волю казался бы не чем иным, как упрощением способа управления»[313]. Как известно, в российских социально-экономических условиях первой четверти XIX века перевод крестьян в «вольные хлебопашцы» так и не получил широкого распространения, правительству не удалось создать выгодные для помещиков условия освобождения (на что, собственно, и надеялся Румянцев), а, следовательно, человеколюбивые намерения Александра I остались лишь на бумаге.

Увы, но то же самое относилось и ко многим другим аспектам реформ «идеального самодержца». Так, столь широко воспеваемые в прессе меры в области народного просвещения действительно привели к открытию в Российской империи нескольких новых университетов, ряда гимназий и училищ в губернских и уездных городах. Но Лагарп постоянно спрашивал Александра (и не получал ответа на свой вопрос) – а как обстоят дела с народными школами? Они так и остались лишь в планах, а ведь, по мнению швейцарца, именно на широкой сети учебных заведений для народа, а не на элитных высших школах, необходимо основывать образовательную систему, то есть начинать ее строительство с фундамента, с нижних уровней, а не сверху. То же касалось и деятельности Комиссии по составлению законов. Лагарп регулярно интересовался конкретными плодами ее работы, но не мог получить в ответ никаких сведений, что привело его к печальной мысли: члены Комиссии «все свои таланты на то употребили, чтобы большие деньги подольше получать», а императора попросту обманывали.

Но больше всего Лагарпа встревожили известия, пришедшие весной 1803 года из Сената и касавшиеся «инцидента», явившегося прямым следствием только что принятого указа от 8 сентября 1802 года о полномочиях Сената как высшего судебного и контрольного органа империи. В соответствии с этим указом Сенат воспользовался своим «правом ремонстрации», то есть выступил с протестом против одного из указов Александра I по Военному министерству (касавшегося обязательного характера военной службы для дворян в низших армейских чинах) как нарушавшего Жалованную грамоту дворянству[314]. Лагарпа чрезвычайно обеспокоило существование «сенатской оппозиции» по отношению к императору. Он всячески (как делал и в период своего пребывания в Петербурге) указывал ученику на необходимость сохранения твердой самодержавной власти для того, чтобы «творить добро», а также на слабость его министров, которые не в силах отстаивать подготавливаемые ими же самими решения.

За все это время Александр I два раза присылал Лагарпу ответные письма (от 26 октября 1802 и 7 июля 1803 года). Они призваны были успокоить учителя, заверить его, что реформы идут по плану и развиваются хорошо. При этом первое из них состояло всего лишь из нескольких абзацев, так что содержательным можно назвать второе письмо Александра, действительно весомое по объему, в котором весьма показательны не только те моменты, на которых останавливался российский император, но также и то, о чем он сознательно умалчивал. Александр достаточно подробно отвечал на какие-то мелкие вопросы из их переписки (назначение английского литературного корреспондента, подписка от имени императора на иностранные сочинения и др.), но важные сюжеты о российских реформах затрагивал лишь вскользь. Так, он с ходу опроверг недовольство Лагарпа по поводу назначения министром народного просвещения прежнего главы екатерининской Комиссии по учреждению училищ, графа Петра Васильевича Завадовского, которого Лагарп еще ранее в Петербурге обоснованно упрекал в лени и привычке к самоуправству. Но главное, царь совершенно уклонился от обсуждения с учителем «сенатского инцидента», сославшись на то, что Лагарпу его представили в неверном свете (хотя, как показывает переписка, информация об этом инциденте у Лагарпа была в значительной степени точной).