Лагарп. Швейцарец, воспитавший царя

По соседству с Лагарпом в Плесси-Пике жил ученый-натуралист Амбуаз Пализо де Бовуа, специалист по флоре Африки и Америки, и вместе они проводили некоторые научные опыты, которые подвигли Лагарпа на изучение ботаники. Как свидетельствует корреспонденция, швейцарец принялся за новый род познаний с величайшей серьезностью: «С тех пор как я, хоть и совсем немного, стал заниматься ботаникой, я вдруг обнаружил, что современные ученые в этой области гораздо больше копируют друг у друга, нежели изучают природу, и что подлинно качественных книг совсем мало. Был бы я помоложе, принялся бы за флору моего огорода, описал бы растения в соответствии с их почвой, внешними признаками, сезонами, имея все перед глазами. К сожалению, пришла ко мне эта идея слишком поздно; работа эта определенно помогла бы мне многое позабыть»[306].

В холодное время года, когда чета Лагарпов перебиралась в парижскую квартиру, швейцарец слушал курсы по минералогии, химии, зоологии и астрономии в Национальном институте, которые читались видными учеными. Некоторые из них, а также известные литераторы и политики часто гостили дома у Лагарпа: у него бывали минералог Рене Жюст Гайю, агроном Шарль Филибер де Ластейри, экономист Жан-Батист Сей, востоковед Луи Матьё Ланглес, основатель газеты «Друг законов» Франсуа Мартен Пултье, член Трибуната Николя Франсуа Тьессе, «конституционный епископ» Анри Грегуар и др. Не без доли юмора швейцарец описывал Ф.А. Штапферу свое обращение в «человека науки»: «До начала августа я посещал курс Воклена три раза в неделю и поэтому так набрался химии, что ничто больше не отобьет у меня охоту к ней. <…> Как смеялись бы вы, если бы встретили меня в костюме Робинзона, с портфелем на одном боку и ящиком из белого железа на другом, или если бы, войдя в мою комнату, обнаружили меня посреди цветочных ваз, с лупой и иголкой в руках, препарирующим растения»[307].

Страсть Лагарпа к естественным наукам оставалась и далее неизменной. Позже она привела его к мысли основать «Водуазское общество естественных наук» (а в 1819 году он с большим удовлетворением примет от Александра I коллекцию минералов из России для кантонального музея в Лозанне). Общаясь с царем, его бывший наставник постоянно высказывался в пользу популяризации научных знаний, воодушевлял Александра образовывать собственных ботаников, перепечатывать в русских газетах различные «полезные» статьи из-за границы, содержание которых могло бы принести пользу как русским ученым, так и простым крестьянам[308].

Именно в 1802–1803 годах, когда Лагарп обустраивал свою «сельскую идиллию» в Плесси-Пике, Александр I более всего походил на того «идеального самодержца», какого в нем хотел видеть его швейцарский учитель. Лагарп постоянно называет Александра в то время в письмах «императором народа», «императором-гражданином». По-видимому, этот эпитет отражал реальные слова царя – своего рода клятву, произнесенную учеником при расставании с учителем в Петербурге в 1802 году, о которой последний не устает напоминать, клятву посвятить свое правление улучшению жизни людей, населяющих его страну.

Вскоре после отъезда Лагарпа из России там были оглашены масштабные реформы, разработанные в Негласном комитете не без участия швейцарца. По Манифесту от 8 сентября 1802 года создавались новые органы центрального управления империи – восемь министерств (распределение компетенций между ними Лагарп обсуждал вместе с членами Негласного комитета непосредственно перед своим отъездом, в конце апреля 1802 года); тогда же более точно определились полномочия Сената, за которым были закреплены функции высшего судебного органа империи, а также контроль за деятельностью министерств (этому вопросу Лагарп также уделял много внимания в период пребывания в Петербурге). Открытие одного из министерств – народного просвещения – непосредственно было инициировано Лагарпом. Александр I действительно придавал деятельности этого министерства большое значение, поставив во главе не только министра, но и совет, куда вошли его друзья из Негласного комитета – Новосильцев и Чарторыйский. Уже в январе 1803 года были приняты «Предварительные правила народного просвещения», заложившие принципы новой российской системы образования.

Тогда же, в начале 1803 года, Александром I была перестроена работа Комиссии законов, на которую Лагарп возлагал надежды по выполнению другой основополагающей задачи для русского государства – возведения стройной юридической системы, способной обеспечить в России правосудие. Указом Александра I эта Комиссия была переведена в ведение Министерства юстиции, и вскоре ее деятельность стал напрямую курировать Новосильцев.