Лагерь

В плохо освещенной крыше всасывала холод изломанная зияющая дыра. Таня взяла фонарик и направила прямиком на тусклую пробоину. — Вау! Видела? Похоже, здесь жила самая взаправдашняя ведьма.

Настя тоже покосилась на рассеянный луч и удивленно поинтересовалась:

— Ведьмы прорубают дыры для каких-то ритуалов?

— Нет, есть предание, по которому дух ведьмы уходит из мира только через крышу, поэтому в деревнях…ну, там, где обычно верят в колдовство, ведьм выпускали на тот свет, разбирая крыши. — Таня помолчала и не без стыда сказала: — Папа после работы жутко запаренный. Ему за день надоедают преступники и покойники, и он гоняет по телеку всякую чушь. Типа «Мистический оракул», «Ведунья баба Люда», и там по сто раз одно и то же: ведьма умирает — неси топор.

— Перед смертью моей бабушки крышу тоже разбурили…Мама сказала, ремонт на носу, — обалдело протянула Настя, не понимая, как ее бабушка связана с магией. И тут нахлынуло изумленное озарение. — Зеркало! вскричала Настя, тряхнув поводья так, будто понукала строптивой лошадью. — Леша же намекал, как я раньше не додумалась! Выходит… — она посмотрела на Таню с остолбенелым страхом. — Моя бабушка и эта ведьма из одного ковена, или как его там называют?

Таня повела плечами и оторопело брякнула:

— Но эта тетка жила аж в середине 19 века.

— Да, нестыковка. Бабушка родилась сразу после войны в 45— ом.

— А прабабушка?

— Все равно не сходится!

Таня в уме посчитала даты и, признав правоту, подруги пробормотала:

— Как-то же они состыковались!

Таня выдвигала разные догадки, но Настя ее не слушала и самозабвенно вела по ветвям семейного древа. Отец многое утаивал — по природной неразговорчивости. А однажды напился, застал Настю и Светку за ужастиками, заорал про оболванивание неокрепших умов всякой мистикой-шмистикой… Отец ненавидел потусторонние байки так, что лязгнул по плазме во время Светкиного марафона ужастиков. Телевизор цыкнул и — пшик — потух.

Как будто сам доигрался до необратимого…

Может быть, он также ограждал от мистики? Как бабушка? Правда, более радикальными методами…

Настя ошарашенно смотрела на Таню и кивала в такт пролетающим мимо словам.

— Эй, — хлопнула по плечу Таня. — Доброе утро! Я говорю, Леша дернул три коротких. Он нашел выход!

— Да?! — переполошилась Настя. — Господи, мне кажется, зеркало съехало с катушек, ты глянь, что творится!

Девочке обе уставились в гладь: зеленый колодец кишмя кишел жирными змеями, разевающими пасти в кипящем пламени. Масляные брызги бурлили, как смалец на раскаленной сковороде. Таня нарочито отвернулась от изумрудного сумасшествия, а Настя зорко всмотрелась в змеиные брюха, сплетающиеся сложным жирным узлом.

И в этот момент стремительный рывок чуть не утащил за раму. Непродолжительная пауза… И скорый второй рывок.

— Он на даче! — заорала Настя и мертвой хваткой вцепилась веревку. — Достань телефон!

Полчаса девочки ни мертвы, ни живы, обмирали у зеркала.

Огонь ослабевал, стрелял редкими искрами и жирные брюхи растекались в изумрудных кляксах. А когда Настя снова запаниковала, ее телефон ожил бойкой трелью, и счастливый Леша закричал в трубку:

— Получилось! Получилось! Я люблю тебя!

Глава 37 Coda 2

Днем пригород напевал рождественские мотивы и цвел огнями, обвившими дверь кафе и барную стойку. За ней бессменный официант с перекошенным бейджиком «Юрий». Протирает стаканы несвежей тряпочкой и пререкается с теткой в мохнатой шапке. Как будто не было декабря, в котором за этим же столиком гостили Антон и Матвей. Как будто не было слов Натальи Петровны о том, что Матвея положили в больницу. Как будто не было победной аферы над произволом Малины.

За неделю Леша успел и похвастать одурачиванием Малины, и нагнать на девочек страху — его рассказы о зеркале дополнялись то яркими, то мрачными оттенками, хотя одно в его очерках оставалось неизменным. Порталов было действительно двое: и левый вел именно к даче, а в правый Леша не заглядывал.

«Повезло», — говорил он.

Сегодня Леша собрал девочек в кафе, чтобы отметить триумф. На дворе шло к закату православное Рождество, каникулы еще не окончились, и ребята в легкую выбрались из лагеря.

— За новую жизнь, — сказал Леша, поднимая граненый «бокал» с колой. Стеклянные ребра звонко ударились друг о друга, ребята отпраздновали победу, подурачились игрой в Крокодила, и вышли к автобусной остановке. Над лесом смеркалось.

— Я так офигел, когда вылез наружу, — завел любимые песни Леша. — Главное, выхожу, а там какой-то мужик. Хренак тряпкой по морде, и как заорет благим матом! Я чуть в штаны…

— Да уж, представляю, как Гена обалдел! Натирал себе зеркало, увидел тебя, и завизжал, — перебила Таня, хохоча и размахивая сумкой по ветру, — я бы вообще неслась до канадской границы без продыху!

— Надеюсь, он уже где-то там, — в голос фыркнул Леша. — Физиономия у него была перевернутая. Почти, как у тети Аллы — может, он тоже рехнулся на этой почве, а?