Лагерь

— Ничего, в феврале спустим злосчастное зеркало в утиль, — заключила Настя. — И все наладится. Ты, кстати, обещал подумать над моей затеей…

— Обмануть Малину, не прийти, бросить булыжник, пока она в цикле и дать драпака, ага, — цокнул Леша и поднял глаза к разбредшимся звездочкам, чтобы усилить эффект несогласия. — Я выразился ясно: мы с Малиной пойдем вместе, и точка. И вообще, мне надо встретиться с ней до дня икс, — прибавил он, победоносно вышагивая. Настя вздохнула с горьким ощущением безнадежности.

— Шило-мочало… — воскликнула Таня. — В первый раз Малина не ответила на твои вопросы про Олесю — и во второй раз сделает по-своему.

— Поставлю ультиматум — либо выкладывай про Олесю, либо вали в свой портал сама.

— Ее правда может тебе не понравиться, — вновь вздохнула Настя. Леша вторил самодовольной ухмылкой.

— Эй, я налевачил два века назад, и заключил бартер с покойницей — я уже стреляный воробей, поэтому правда вряд ли доконает.

— Очень переживаю за тебя, — призналась Настя. Леша беспечно чмокнул ее, пропихнулся в калитку и внезапно без окрыляющего куража сказал:

— Я пропущу ужин, наелся в кафе. Вы идите, не ждите на морозе — приду около девяти.

Настя взяла ключ и вдруг ее посетило невыносимое ноющее предчувствие.

До развязки меньше месяца — и для них повесть закончится. Соберут чемоданы, разойдутся по разным школам, гимназиям, университетам. Нет, она хотела поскорее уехать и вычеркнуть лагерь из жизни, но странное чувство тоски перевешивало. Это было так же необъяснимо, как спонтанное решение Леши навестить Малину и его отговорки на Танино возмущение.

— Не о чем сейчас трепаться! — кричала Таня, хватая Лешу за локти. — Вот в феврале — пожалуйста!

— Перед циклом ее будет колбасить, как алкоголика в рюмочной, — растолковал Леша, снимая с себя Танины руки. — Поговорю, пока Малина вменяема.

— Ты опоздал на 140 лет, — огрызнулась Таня. Настя улыбнулась с благодарной печалью и помотала кудрявой головой.

— Остынь, это бесполезно. Запретим сейчас — вырвется ночью, пока я буду спать или завтра, или послезавтра. — Она повернулась к парню и благословила одобрительным кивком.

— Не корчи перед ней крутого парня, — наставила она напоследок. Леша пробормотал что-то невнятное и, едва Таня завела шарманку об опасности, улизнул в лес. Настя провожала трогательным и понимающим взглядом.

… В хижине поубавилось хлама. Пропала хромоногая табуретка, и брусчатая подножка у стола, и китайская коробка вместе со скопленным барахлом.

Тени ветвей испачкали избу рассыпными нахлёстами. Перекрестили сырые стены и заползли на верхушку валкого шкафа. Леша приоткрыл шаткие створки, ища Малину повсюду, и увидел стопочку рваных книжонок.

«Машина времени» — было написано классическим шрифтом на верхней. Леша переложил книгу на стол, сам не зная почему, и выдвинулся во дворик за хижиной. Там, в снегу, коротала время босоногая, не по-зимнему одетая Малина.

— Радостно, что ты здесь, — сказала она, не поворачивая головы, и Леша нутром почуял, что ему стоит подойти и разбавить ее уединение. Он обошел Малину сзади, стал спиной к ветру, заслонив ее от свистящих воздеваний вьюги. И пересекся с голубыми глазами. Казалось, время вымыло из них дух, как море вымывает из скал камень, но это закалило ее и укрепило. Она стояла гордо, как стойкий утес, разрезающий ветра и волны. Леша заметил, что у нее необычно черные ресницы, живящие слепой взгляд и облик, совершенно чуждый 19 веку. За каникулы он насмотрелся на женщин позапрошлых столетий. Все как близнецы — сбитые да сутулые.

Леша улыбнулся ей из робкого приличия и сказал:

— До того, как мы пойдем, мне нужно много чего прояснить.

— Проясняй, — позволила она с пугающим добродушием.

— Как тебя зовут?

Малина приподняла черные брови, и Леша растолковал ей:

— Когда я решился пойти с тобой — я изучил кучу всего о 19 веке и нашел святцы…[15]

— Нарекли Марией, — перебила она, опередив мысль. Леша сказал с плохо скрываемым неудовольствием:

— Моя сестру звали так же. — Он сам не понимал, к чему приведет честность. — Ее убили. Задушили бечевкой. Позавчера этого урода поймали. 70 лет, дважды судим за педофилию…Я никому этого не рассказывал. Только тебе. Я рад, что его накрыли, но Машу уже не вернуть. — Он помолчал и добавил аккуратно, пряча злость: — Как и Олесю.

Малина опустила глаза.

— Скажи мне, что случилось на самом деле.

Она безмолвно смотрела на снежные хлопья.

— Малина. Я не передумаю. Просто потратил полгода и хочу знать, прав ли я. Ты убила ее, как соперницу? Потому что я люблю ее?

— Я проклинаю себя за Олесю, — вдруг прохрипела Малина, занося пальцы под смоляную копну.

— Почему? — простонал Леша. — Пожалуйста, не томи.

— Она на боль жалобилась, подмогу искала… — прошептала Малина вне себя, и Леше почудился плач, хотя слез он не видел.

— Ты думала, что оборвав жизнь Олеси, избавишь ее от боли?

— Я весь свой век живу болью — я знаю, каково это…