Лагерь

— Я хочу, чтобы меня уважали такой, какая я есть, — сказала Жанна, отворачиваясь. — Если я буду плохая — пусть волнуются те, для кого это проблема.

— А сама себя уважать будешь? — спросил математик. Жанна пожала плечами и отвернулась от мятой футболки. Максим Валерьевич вышел в центр класса.

— Легко быть независимым, когда над душой десять нянек и двадцать учителей. Когда независимость — выбор между упражнением А и упражнением Б, а, сделаю то, что легче и сдам, а учитель поставит «отлично». Но в жизни часто придется делать выбор не в пользу легкого и приятного. И все эти пустые клеточки в журнале — это наша жизнь. Там не всегда хорошие отметки. Это нормально. Сегодня два, завтра пять. Мы должны стремиться к тому, чтобы в конце быть довольным своей отметкой. И речь, как все поняли, не только о математике. А теперь, давайте проголосуем. Кто за новый формат занятий?

Все, кроме Малеевой Оли, подняли руки.

…На перерыве двадцать учащихся толпились у кабинета английского. Ровно со звонком к кабинету подошла миловидная брюнетка с ключом и Наталья Петровна, выглядевшая на фоне миниатюрной англичанки, как комбайн рядом с ростком пшеницы.

— Антонина Алексеевна, я заберу Ширяеву, Келлера и Артемьева, — сказала она без церемоний, совещаний и отлагательств.

— Сегодня вводный урок, ребята пропустят важную информацию, — дала слабый отпор Антонина Алексеевна. Наталья Петровна пренебрегла советом англичанки и повела разношерстный состав от обедневшей на три ровесника толпы. Затем порассуждала и, не утруждаясь сверять свое мнение с мнением Антонины Алексеевны, заочно сняла Настю и Матвея с урока иностранного.

— Вперед.

Участники «процессии» переглянулись и под руководством Натальи Петровны прошли к выходу. Процессия повернула налево и направо, опять направо, преодолела несколько лестниц и окольными путями вырулила на требуемый этаж. Петляющие лабиринты со спиралями лестниц, закручивающихся, как завитушка ДНК на экране ученого — биолога. Обстановка не особо отличалась от лаборатории ученого. Стерильность и сводящая скулы безупречность. Рай перфекциониста. Из белых, бесконечно тянущихся стен, произрастали алые буквы. Дисциплина — залог успеха. Настю одолело неуютное чувство брошенности и плаксивого страха. Казалось, будто за бессчётными дверями поджидают грозные «они». Каста, которую столь яро презирал отец. «Они» схватят и сотрут с лица Земли. «Они» не ведут переговоров. «Они» хотят слышать Их правду. Удобную правду, перевязанную красной лентой.

Словно узники, плетущиеся на эшафот, ребята прошаркали за Натальей Петровной до двери, украшенной буквой А и понуро остановились. Наталья Петровна прокашлялась, одернула пиджак и постучала по загогулине внизу буквы. Незамедлительно крикнули:

— Войдите.

И ребята вошли.

Это был гладкий кабинет без углов. Посреди взгромоздился стол. Как алтарь в церкви. У стола, в черном костюме и шляпе, стояла Анна Васильевна. Бледная, с ввалившимися щеками и белесыми, застиранными очами. В дрожащих пальцах подпрыгивала телефонная трубка, и вместе с ней нервничал перекрученный провод.

Анна Васильевна указала на стулья, выставленные вокруг стола и, прижав к уху трубку, проговорила:

— Никто не отменял пренебрежение правилами безопасности. Мы не можем отвечать за поступки тех, кто разбрасывается своей жизнью.

Не дослушав возбужденный писк в мембране, Анна Васильевна бухнула трубкой об аппарат и воскликнула:

— Можешь идти, Наташа.

— Я так понимаю, двадцать лет дружбы — недостаточное основание, — уязвленно сказала Наталья Петровна.

— Ты мешаешь, — без экивоков изрекла директриса. — Позволь освободить кабинет.

Дождавшись момента, когда стук каблуков подчиненной пропадет из зоны слышимости, Анна Васильевна сняла шляпу, положила ее перед собой и кивком показала на головной убор.

— Двадцать лет не надевала. С похорон отца. Никогда не думала, что придется примерить это проклятие снова.

— Вы пропадали на похоронах? — боясь спугнуть человечность директрисы, спросила Жанна. Анна Васильевна утвердительно моргнула. — Извините, — вымолвила Жанна. — Нам очень жаль.

Воцарилось деликатное молчание, перебиваемое скучной мелодией измороси за окном и тиканьем часов на запястье Жанны.

— Мне нужно знать всё об Олесе Демьяненко, — наконец, сказала директриса и подчеркнула: — Абсолютно ВСЁ. Начиная семейной ситуацией и заканчивая сердечными переживаниями.