Лагерь

– А тебе и не придется ничего играть, – успокаиваю ее я. – Но, насколько я понимаю, ты не считаешь мою идею удачной.

– Послушай, – произносит она, возвращаясь в комнату, где Джордж успел облачиться в ярко-зеленый атласный халат, расшитый синими гвоздиками. У меня тоже есть нечто похожее, но пурпурное с бело-золотыми лилиями. Мы купили эти одеяния одновременно – я отыскал их в Интернете и послал Джорджу фотографию два года тому назад, зимой. Я привозил свой халат в прошлом году, но на этот раз оставил дома. – Не то чтобы я не хочу, чтобы вы с ним спелись, раз это сделает тебя счастливым. Но… твой план. Тебе нужно будет притворяться кем-то. Ты думал о том, к чему это может привести?

– К тому, что мы полюбим друг друга, – слежу я за ее мыслью.

– И что потом? Ты так и будешь Далом всю оставшуюся жизнь?

Я пожимаю плечами.

– Ну, постепенно я снова превращусь в Рэнди.

– В парня, в которого он и не думал влюбляться. Понимаешь теперь, что меня смущает? В твоем сценарии много слабых мест.

– Все зависит от того, как его сыграть, – возражаю я. – Кроме того, каким может быть самый неблагоприятный исход моего предприятия? Я не получу парня? – Пожалуйста, пусть дело кончится чем угодно, но только не этим. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Я выдавливаю из себя улыбку: – Тогда тебе не придется ни о чем беспокоиться.

– Если только о твоем разбитом сердце.

– Ну, ты всегда сможешь сказать, что предупреждала меня. – Пожалуйста, о, пожалуйста, пусть у нее не будет причин для этого.

– Дорогие, давайте не будем ссориться. У Рэнди есть план, он просит нас помочь ему, и если все пойдет наперекосяк, мы, по крайней мере, сможем развлекать людей этой историей, правильно я говорю? Это же всего-навсего любовь, так зачем принимать все так близко к сердцу?

– Ты прав, – киваю я, но мне стоит большого труда удерживать на лице улыбку, и у меня начинают болеть челюсти.

– Хорошо-хорошо, – соглашается Эшли. – Просто запомните: я не думаю, что у этой истории будет счастливый конец, и мне не нравится, что ты превращаешься из самого себя в кого-то еще. Ты можешь найти парня, который будет любить тебя таким, каков ты есть.

– Но это будет не Хадсон, – говорю я. – Если бы ради того, чтобы в тебя влюбилась Дженис, тебе пришлось всего-навсего немного поменять гардероб, ты пошла бы на это?

Эшли забирается на свою кровать.

– Ага. О’кей. Я все поняла.

Как только она заканчивает фразу, в домик входит Марк.

– В чем дело? Плавание – слишком скучное занятие для вас? Нужно об очень многом посплетничать, так, чтобы никто не слышал?

– Что-то вроде того, – отвечает Джордж, доставая из-под подушки сандаловый веер и открывая его. – Кроме того, мои волосы должны высохнуть до ужина.

– Ну что ж, это вполне убедительная причина. – Марк заходит в комнату вожатых (мы заглядывали в нее; она очень маленькая, с двумя стоящими рядом кроватями и тумбочкой, и я думаю, вожатые заслуживают большего личного пространства). – Ужин в шесть, вы должны успеть переодеться к тому времени.

Спустя несколько минут в комнату входят другие ребята из нашего домика, и все мы начинаем тщательно одеваться к ужину в лучшую свою одежду. Даже Джордж после того, как его волосы основательно подсыхают, надевает пурпурную майку с изображением Арианы Гранде в образе Девы Марии и очень короткие черные шорты. Кто-то заводит саундтрек к «Пока, пташка,» и все начинают петь, готовясь к завтрашнему прослушиванию. Я улыбаюсь, слушаю и тоже иногда пою, хотя завтра меня будут ждать совсем другие дела.

Пять

ПРОШЛОЕ ЛЕТО

– Он такой хорошенький, – снова говорю я, лежа на траве и глядя, как Хадсон бежит по зеленому полю. Идет захват флага во время цветовых войн, Джордж, Монтгомери и я взяты в плен, и мы можем сидеть в сторонке и наблюдать за игрой. На Монтгомери такие короткие обрезанные джинсы, что видна нижняя часть его задницы, и короткий топ. Мы с Джорджем не захотели одеться так же, как в первый день игры, и потому на нас розовый и пурпурный образы соответственно, но наши ногти покрыты зеленым лаком, и, что хорошо, шелковый веер, который я прихватил из дома, зелено-желтого цвета, и потому во время игры я держал его в заднем кармане, а теперь вот обмахиваюсь им. Хадсон снял рубашку, и его тело блестит от пота, когда он стремглав мчится по футбольному полю. Я пускаю слюни, но веер скрывает выражение моего лица.

– Дорогой, ты должен обуздать свои чувства или придумать, как привлечь его внимание, – рассуждает Джордж.

– Я работаю над этим, лапонька. И у меня есть кое-какие идеи. – Срываю маргаритку и засовываю ее за ухо.

– Неужели? – спрашивает Монтгомери. – Какие, например?

– Например, я должен сделать так, что ему захочется поговорить со мной. – Засовываю еще одну маргаритку за другое ухо. – Если ему станет хотя бы наполовину так же хорошо, как мне, от одного только разговора, то он не захочет расстаться со мной через две недели.