Лагерь

Что я и делаю. Кладу руки ему на плечи, едва удержавшись от того, чтобы не обнять его за шею, и мы продолжаем покачиваться как десятилетние мальчики, подражающие взрослым на свадебной вечеринке, и продолжаем делать это до тех пор, пока не заканчивается песня I Rise и кто-то из вожатых не начинает жонглировать. Мы с Хадсоном садимся, он кладет руку мне на ногу и сжимает ее, и я смотрю на Джорджа, строящего мне сердитую рожицу. Все идет очень хорошо.

В конце шоу Диана обычно поет под фонограмму песни из мюзикла, который будет представлен в текущем году, и на этот раз она исполняет страстную версию Honestly Sincere. Как правило, в конце шоу она спускается в зал и садится на колени Джоан или флиртует с Космо, но на этот раз устремляется прямо ко мне, протискивая свой необъятный зад между сиденьями, и, оказавшись передо мной, поет и, наклонившись, заправляет мои волосы за уши – или она сделала бы это, если бы я решительно не отпрянул от нее.

– Запиши и не забудь, – поет она мне. – Надо быть открытым. Искренним и открытым! – А затем, продолжая петь в микрофон, снова оказывается в проходе между рядами.

Ну что тут скажешь? Марк никогда не отличался деликатностью.

Но я смотрю на Хадсона и вижу, что тот улыбается, взволнованный выбором Дианы, и мне становится без разницы, что она там спела. Просто я чувствую себя счастливым. Искренне счастливым.

После того как под аплодисменты вставших со своих мест зрителей Диана закрывает шоу, мы все высыпаем из зала в ночную прохладу и начинаем осторожно подниматься по лестнице к домикам.

– Это было круто, согласен? – спрашивает меня Хадсон. Мы с ним больше не держимся за руки, потому что идем посреди толпы.

– Это было удивительно, – соглашаюсь я.

– Мне очень понравился микс песен Мадонны. Я ничего не знаю о диджействе, но мне здорово зашло, а тебе?

– Ага. И Диана здорово спела ту песню под фанеру. – Марк сегодня на вершине успеха.

– Ну, что касается меня, то я небольшой фанат дрэг-шоу. Но раз в году с удовольствием смотрю его. И иногда мне начинает казаться, будто я единственный здесь нормальный человек, в хорошем смысле этого слова.

– Нормальный? – переспрашиваю я.

– По сравнению с внешним миром. – Быть квиром – это, конечно же, нормально, но ведь существуют и дрэг-квин, и мюзиклы, которые… – И, помолчав немного, он продолжает: – Меня будто распилили пополам. Ну, вроде как есть нормальный мир и есть мир геев, и я живу в мире геев, и мне нравится это, но в то же самое время я, возможно, не вписываюсь в него целиком. И мне бы хотелось, чтобы мир геев больше подходил мне. Не знаю, похоже, я порю чушь.

– Нет. Думаю, я понимаю тебя. Мы с тобой определенно существуем сейчас в мире геев, и нам бывает трудно признать, что это наш мир, что мы принадлежим ему. Мир натуралов – ненормальный мир – не желает принимать нас. Но здесь мы можем быть такими, какими хотим быть. И никто и не подумает осуждать нас.

– Я не считаю, что мир натуралов отказывается принимать меня, – смеется он. – Я имею в виду, что нам приходится жить в нем, и мне это комфортно. По большей части.

– Ну да, но ты должен чувствовать себя комфортно и здесь.

– Я и чувствую, но дрэг-квин быть не хочу. Вот что я пытаюсь донести до тебя.

– Ну, вряд ли кто-то будет тебя заставлять, – смеюсь в ответ я. – С такими-то плечами.

Он весело смотрит на меня и тоже смеется. Мы доходим до верха лестницы, и толпа начинает удаляться от нас, направляясь к домикам.

– Ты хорошо разбираешься в таких вопросах для здешнего новичка.

– Я много думал об этом, – не так чтобы лгу я. Я и впрямь немало размышлял на подобные темы. Впервые покрывая свои ногти лаком за пределами лагеря, я думал: «Ну вот, это станет еще одной причиной для засранцев вести себя по отношению ко мне как засранцы», а потом: «Они будут вести себя так в любом случае, зато я смогу испытывать маленькую радость каждый раз, когда мои ногти сверкнут при ярком свете». И еще я думал о мальчике из лагеря, который сказал мне в темноте, что я особенный, и о том, что я действительно почувствовал себя с ним таким. Но этого не стоит рассказывать Хадсону. Такая история не в духе Дала.

– Понятно, – говорит Хадсон. – Пошли вон туда. Я хочу кое-что показать тебе.

Он берет меня за руку и ведет к актовому залу, к задней его части, погруженной в темноту.

– Что? – спрашиваю я.

– Как считаешь, у нас было хорошее первое свидание? – Его лицо наполовину скрывает тень, выступающие скулы ярко освещены, глаза блестят.

– Да. Действительно хорошее.