Лагерь живых

— Гм. Не взыщите, если что, люди грубые, служивые, воспитание никакое… Короче говоря — дежурство. В полной боевой готовности. А выезда нет и нет. Сидим, ждем. Долго ждем. Должны нас послать — а не посылают. Запарились сидеть. Ну и поставили в видак… э-э-э… жестковатую эротику. Стоял там в комнате для личного состава телевизор и видак. Сидим — смотрим. Дело к кульминации идет, все актерам сопереживают, увлеклись, смотрят напряженно, а тут распахивается дверь и входит высокое начальство с командиром. Решили проверить боеготовность. Боец с пультиком-ленивкой отреагировал моментально и каналы переключил.

Высокое начальство посмотрело на кучу напряженно всматривающихся в экран мужиков и говорит тихо командиру: «Ты б им книжек каких дал, что ли…» Ну и вышли они. А на нас ржач напал. Боец-то переключил на другой канал, только там передач не было. Была сетка настройки. И вся орда в эту сетку настройки внимательнейше пялилась.

— Точно баян! — разочарованно говорит Саша.

— А ты что от служивых ждал? Любое военизированное образование склад бородатых анекдотов. Со времен Древнего Египта. Положено так.

В дверь просовывается голова Демидова.

— Доктор, на выход, пациент явился!

— Кто?

— А этот, пчеловод.

Спускаюсь на первый этаж.

Аккуратный скромный старичок азиатской внешности. Держится с достоинством, но немного скособочен. Здороваемся. Спрашиваю, что случилось.

Говорит практически без акцента. Но объяснить толком не может — голова болит, спина, спать нельзя. Раньше такое было? Было. Долго болело. Говорили, что лишай.

Глазки-то у него блестят, температурит явно. По пульсу — к тридцати восьми градусам товарища Цельсия… А со спиной что? Ну-ка посмотрим.

Везет мне все-таки последние дни, все как-то хрестоматийные проявления болезни попадаются. Так и тут, ломать голову с дифференциальным диагнозом нечего — от позвоночника по краю ребра кожа отекла полосой с неровными краями, даже на взгляд надута, резко покраснела, и по коже пузырьки с прозрачной жидкостью гирляндами…

— Опоясывающий герпес у вас.

— Эх, так не ко времени. Беда… Месяц в прошлый раз спать не мог.

Это да, не позавидуешь ему. И зудит, и болит, и проходит с трудом, потому как вирус после такой наглой выходки прячется обратно в нервные узлы и сидит там до следующего раза, когда организм ослабнет по какой причине. Выбить же вирусы из их убежищ невозможно. Вот у старика этого, переболевшего когда-то банальной ветряной оспой, с того детского времени вирусы так и ждали момента…

Так что разве что можно помочь организму расправиться с наглым десантом и загнать болезнь обратно. Долгая песня, пара недель минимум.

Сейчас могу намазать старичку пораженную зону мазью, а еще ему надо бы дать таблетки — они посильнее будут. Есть у нас такие — только они в медпункте. Можно бы старика послать, но, пожалуй, стоит сопроводить — в знак уважения за проделанную работу — комната наконец приобрела хоть немного жилой вид, да и стол складной удачно вышел. А еще не нравится мне, что медсестра Надежда хоть и в отряде, а вроде как и нет. Вот и ужинает она черт знает как. Не по-людски это.

Прошу старикана подождать и быстренько поднимаюсь — все-таки без автомата шастать не стоит, хотя знаю со слов и Андрея, и Николаича, что караульная и патрульная служба стараниями Охрименко и Михайлова отработана как минимум на твердую четверку и, в общем, в крепости безопасно.

— Что там стряслось? — спрашивает Николаич.

Ну, тут особо хранить врачебную тайну нечего — отвечаю.

— Заразно? — спрашивает Николаич.

— Для тех, кто ветрянкой не болел, — да, заразно.

— Получается так, что если я болел, то и у меня такая дрянь может быть?

— Получается так.

— Не было печали. А куда собрались?

— В медпункт, там есть, что ему нужно. Заодно посмотрим, что его бригада могла бы в медпункте сделать полезного.

— Правильный подход. Только «радиоухо» возьмите.

Спрашиваю Дарью, не осталось ли у нее чего вкусного.

— У меня вкусное всегда есть. Только вообще-то гордячка эта могла бы не заноситься и прийти. Ноги-то не отвалились бы, да?

— Это не гордость, — мрачно замечает Андрей, протирающий ветошкой детальки мелкой снайперки.

— А что же?

— Она, похоже, в Чечне жила, когда там свобода накатила. Не стоит ее дергать.

Дарья фыркает. Но уже как-то невоинственно.

Омоновцы переглядываются. Потом один спрашивает:

— А этот герпес — как на губах?

— Нет, вирусы разные.

— Хватит вам ерунду обсуждать, — вмешивается Дарья. И я получаю пару увесистых пластиковых коробок, замотанных в кусок ватина, чтобы тепло не терялось.

Мы уже практически подходим к медпункту, когда оттуда хлестко щелкает несколько пистолетных выстрелов. Сую пакет с едой опешившему старичку и дергаю к двери. Двое патрульных подоспевают практически одновременно. Значит, стрельба мне не померещилась.

Патруль тормозит мою прыть, и дальше я открываю дверь уже под их грамотным прикрытием. И ничего не понимаю.