Лагерная учительница

Девчата тоже вели себя так, будто ежедневно бывали здесь и все им хорошо знакомо. Шумно разделись, шумно прошли на кухню, смеялись, пока жена Никитина молча ставила на стол еду, водку. На нее совершенно не обращали внимания, не удивились, когда, собрав на стол, ушла, исчезла в комнате на весь вечер. А мне было немножко не по себе от этого. Я подумал, что девочки либо уже бывали здесь, либо знают о взаимоотношениях Никитина и его жены больше, чем я. После третьей рюмки я забыл о существовании жены Никитина. Вместе со всеми хохотал, орал, с восхищением смотрел, как Никитин легко вырвал из-за стола маленькую Лору и, дурачась, держа под мышкой, потащил из кухни в спальню. Она держалась за его плечо, визжала, хохотала. Я тоже подхватил Лару и направился в другую комнату, но Лара, смеясь, толкнула меня:

— Туда нельзя.

Я вспомнил о жене Никитина и похолодел, остановился посреди коридора: что же мы делаем? Лара не поняла меня, толкнула снова и указала на дверь, за которой скрылись Никитин с Лорой и откуда доносилось громкое повизгивание Сороки.

— Туда.

Я с растерянной улыбкой толкнул ногой дверь. Руками я держал, обнимал Лару. Свет из коридора осветил барахтающихся на постели Никитина с Лорой. Он срывал с нее одежды. Она притворно сопротивлялась, хохотала и повизгивала. На нас они внимания не обратили. Комнатка была маленькая. Две кровати стояли у противоположных стен, близко друг к другу, шкаф, тумбочка и зеркало на стене. Я опустил Лару на кровать и так же ногой со стуком захлопнул дверь. Стало темно. Я растерянный лег рядом с Ларой. Она начала быстро расстегивать мою сорочку, провела огненной ладонью по моей груди. Совсем рядом с нами в темноте возились, повизгивали Никитин с Лорой. Глаза стали привыкать к темноте, и я начал различать шевелящиеся бледные тени на соседней кровати. Лара стянула с меня сорочку и принялась раздеваться сама. Я помогал, вернее, мешал ей, с содроганьем касаясь пальцами ее теплой бархатной кожи. От звуков, раздававшихся совсем рядом, от возни, воркотни, от ахов Никитина, смеха, возгласа: Ой, откусишь! — я сильнее распалялся, прижимал к себе Лару, готов был взорваться от страсти. Казалось, наше безумство, наслаждение длилось вечно. Я не слышал, как затихла возня на соседней кровати, как Сорока встала с постели и выскочила в коридор, в ванную. Даже плеснувший в комнату свет не отвлек, не затронул мою страсть. Ничего для меня не существовало. И вдруг, как взрыв, визг, и со стуком распахнулась дверь. Я ошалело вскинул голову, не выпуская из объятий Лару. Сорока влетела в комнату, показывая рукой в коридор и восклицая:

— Она! Она!

Никитин вскочил, схватил брюки с пола и стал торопливо натягивать их. Я тоже.

Жена Никитина стояла в ванной на коленях, свесив голову с высунутым скрюченным и белым от пены языком. Шею ее обхватывала бельевая веревка, привязанная к крючку на стене.

— Дура! — выдохнул злобно Никитин и легко сорвал веревку.

Женское тело переломилось, осело и свалилось в ванную синим лицом вверх, глухо стукнув затылком.

— Идите в комнату! — рявкнул Никитин на голых девок.

Они сразу шарахнулись туда. Никитин, видимо, не знал, что делать, с отвращением смотрел на страшное лицо жены. Наконец, пробормотал:

— Сука, всю жизнь гадила мне! Твердил постоянно, давай разведемся… Не-ет… Чего ей было надо! Тварь! — Он захлопнул дверь ванной комнаты и прошел на кухню, влил себе водки в стакан, выпил и кивнул мне: — Будешь! Пей…

— Чего ж теперь делать? — пробормотал я.

— Хоронить, — буркнул он.

— А…

— Никаких, а-а, — перебил он. — Свидетелей сколько… Пей, да пошли собираться, «скорую», милицию вызывать!.. Успокойся, она у меня в психушке на учете стояла.

9

Дома у меня все время неспокойно. Рая взрывается по любому поводу и без повода. Я тоже не молчу, отвечаю. Научился хлестать словами почище сварливой деревенской бабы. Оба стали психованные, нервные. Спали раздельно. После Лары у меня не было никаких чувств к жене, да и Рая с отвращением глядела на меня. Я стал подумывать о разводе, жалел, оглядывая квартиру, что ее придется разменять. Сумеем, ли разменяться на две однокомнатные? Вряд ли, доплачивать надо хорошо, миллионы по сегодняшним временам. Где я возьму такие деньги? И комнатой, с подселением, довольствоваться не хотелось. А Рая в комнату не пойдет. Если обмениваться по суду, то квартиру непременно присудят ей, а мне комнату.

Двадцать первого сентября, вечером, я был у Лары. Она, наконец-то, привязалась ко мне, сказала, где живет, назвала телефон, и теперь я встречался с ней без Никитина и Лоры. Сегодня она устроила себе выходной и позвонила мне сама. У нее была своя однокомнатная квартира в Крылатском. Мы ужинали при включенном телевизоре, видели, как вместо «Вестей» на экране появился президент и зачитал указ о роспуске парламента.

— Будет заварушка, — сказал я. — Руцкой с Хасбулатовым не смирятся… Надо бы Никитину позвонить, сказать, где меня искать в случае чего. Без нас не обойдутся… А вообще пошли они… Ночь мешать не будут.

— Ты останешься?