Лагерная учительница

— Как же мы пробьемся? Ты же сам стоял, знаешь, пробиться невозможно. А если еще водометы поставят, двести тысяч разогнать можно. И кому это надо? Только Руцкому на руку.

— Не беспокойся. Большие головы во всем мире думали, как депутатов выкурить. Без крови не получается. Если сегодня кровь не пустить, то завтра-послезавтра Совет федерации сковырнет президента. И знаешь, что будет? Знаешь сколько веселых дел больших людей откроется? Такие головы полетят! А пока они у власти, они готовы на все. Если надо, они пол-Москвы снесут, Кремль с землей сравняют, лишь бы спасти свою голову… А насчет того, как мы пробьемся, продумано. Два кольца оцепления уже сняты. Оставили на Садовом только неопытных мальчишек, да и у тех приказ: при большом напоре, стройно отступить. Понято?.. Вот тебе прутик на всякий случай. Спрячь под куртку, и поехали на Калужскую. Там коммуняки собираются.

Я сунул заостренный железный прут в боковой карман, но он не уместился за пазухой, торчал наружу.

— Прорви подкладку и сунь, — посоветовал Никитин, показывая, как сделал он.

Я пристроил удобно прут за пазухой, и мы двинулись к метро, разговаривая по дороге.

— Мы не одни получили такое задание. Там будет много наших, но мы не знаем друг друга… Ох и повеселимся! Рядом с Руцким тоже полно наших. Подскажут ему, что вякнуть, когда у него голова закружится… А в воинских частях у телефонов наши сидят. Как только мы прорвемся к Белому дому, ему подскажут, что звонить нужно в Таманскую дивизию, военных вызывать. Оттуда ответят: слушаемся, поднимаем часть по тревоге! Ждите! Он уши развесит… Ох и потешимся!.. Только ты не горячись, под пули не лезь. Главное, народ завести!

— Разве стрелять будут? — удивился я.

— Будут, еще как будут.

— По народу? Кто же выстрелит?

— Объявят, что не народ идет, а бандформирования. По ним и будут стрелять. Тем более, они первые начнут, первыми из толпы выстрелят.

— А если не выстрелят, тогда как?

— Выстрелят, непременно выстрелят, есть кому стрелять, — засмеялся Никитин.

Я понял, что стрелять будет кто-то из наших. Я не стал расспрашивать, где и когда начнут расстреливать народ. Скажет потом. Если прорыв к Белому дому всего лишь первый этап, значит, будет и второй, и третий, а может и четвертый.

На Калужской площади уже собралась толпа, тысячи две-три. Кто-то уже выступал, возвышался над толпой, кричал в мегафон. Долетали отдельные слова.

— Рановато приехали, — оглядел Никитин толпу. — Пошли пивка дернем. Тут неподалеку забегаловка есть.

В пиво мы добавили водки, и разогретые, веселые, двинулись на площадь. Толпа разрослась, гудела. Мы пробрались ближе к Крымскому мосту. Отсюда нам нужно было вести народ к Белому дому. Слушали выступавших только некоторые, вытягивали шеи, остальные переговаривались между собой. То, что говорили ораторы, было известно всем.

— Хватит выступать! — заорал Никитин в сторону трибуны. — Надо действовать! Надо идти к Белому дому!

— Правильно! — подхватил кто-то из толпы, возможно из наших.

Я поддержал, заорал, что было сил:

— К Белому дому!

Я начал скандировать, выбрасывать кулак вверх.

— К Бе-лому дому! К Бе-лому дому.

Никитин подхватил, тоже стал выбрасывать кулак вверх. Еще несколько человек подхватило наш клич. Никитин подскочил к какому-то мужичку с красным флагом, выхватил его и стал размахивать, неистово раздирая глотку:

— К Бе-лому дому! К Бе-лому дому!

Толпа заряжалась, подхватывала, и вот уже полплощади ревело:

— К Бе-лому дому!

Что говорил оратор не было слышно.

Никитин развернулся и, продолжая орать и размахивать флагом, тронулся сквозь толпу к Крымскому мосту по направлению к Белому дому.

— Пошли!!! — заорал я, взмахнул рукой, как комиссар Максим в известном фильме, позвал за собой и двинулся вслед за Никитиным.

Нас поддержали, за нами пошли. Я оглянулся, увидел огромную массу лиц колышущуюся следом. Но не все оторвались от трибуны, многие пока слушали оратора. Что он там говорит? Ему с трибуны хорошо видно, что часть толпы направилась к Белому дому.

— Идут? — весело глянул на меня Никитин, по-прежнему размахивая флагом над головой.

— Не все.

— Догонят, — уверенно сказал Никитин и засмеялся. — Теперь я понимаю Ленина и Анпилова! Какой восторг в душе, когда толпа слушает тебя, повинуется и идет за тобой… — И добавил быстро другим тоном. — Следи, как только все двинутся, надо нам стушеваться в толпу. Вишь, камеры работают. Не надо, чтоб мелькали в кадрах наши лица. Не лезь под камеру…

Я тоже чувствовал восторг, забыл с какой целью мы ведем толпу. На Крымском мосту снова оглянулся. Сплошное месиво голов колыхалось следом за нами по Садовому кольцу.

— Все идут, — сказал я Никитину.

Он оглянулся, и вдруг сунул флаг в руки идущему следом парню с горящими глазами. Тот радостно схвати древко, а Никитин приостановился, начал хлопать себе по карманам, будто искал что-то, возможно сигареты. Я тоже приотстал. Нас обгоняли. Где-то неподалеку запели «Вихри враждебные». Никитин засунул руку глубоко за пазуху и сказал, улыбаясь:

— Все о’кей! Потопали.