Лагерная учительница

Все вскочили, столпились у окна. Я побежал на четвертый этаж и оттуда стал смотреть, что происходит у парламента. Четыре бронетранспортера ходко шли на первую баррикаду, которая была перед горбатым мостом. Я видел, как из-за баррикады выскочил человек в зеленой камуфляжной куртке, взмахнул рукой, кинул, вероятно, что-то, то ли камень, то ли бутылку. Бронетранспортер шел совсем близко от него. Как шел, так и пошел дальше. Зато второй чуть дернулся в сторону парня, ударил его острым зеленым носом. Парень взмахнул рукой и упал, исчез. За бронетранспортером осталось на асфальте темное пятно. Раздавил. Бронетранспортеры легко проскочили первую баррикаду и направились к Белому дому. Сидевшие у костра люди, поднялись, смотрели, как они раздавили парня, и словно оцепенели, видимо, не знали, как быть. Длинно застучали пулеметы. Я видел, как кинулись от костров люди к подъезду Белого дома, как спотыкались, падали, одни снова вскакивали, другие застывали навсегда, а пулеметы стучали и стучали беспрерывно. Я видел, как женщина ползла по ступеням ко входу, за ней тянулся ее пуховый платок. Она дергалась, пыталась преодолеть ступени, но не смогла, затихла. Из палаток выскакивали люди: женщины, парни, даже дети. Я не ожидал, что их там так много. Выскакивали и тут же падали под пулями. Один бронетранспортер сходу налетел, раздавил палатку, смял и на следующую, кто-то пытался из нее выскочить, но не успел, исчез под колесами. Молодая женщина, видимо, обезумевшая от ужаса, волоком тащила по асфальту за руку мальчика лет пяти к двери подъезда. Ступени она успела преодолеть. Дверь рядом, рядом, но у самой двери она остановилась, ухватилась за поясницу, упала и поползла в подъезд. Она уползла, скрылась, а мальчик остался лежать у входа. А пулеметы все стучали и стучали. Теперь били по окнам парламента. Видно было, как лопались, летели вниз стекла и рассыпались на асфальте.

К нашему подъезду от Белого дома тоже бежали люди. Что делать с ними? Стрелять? Я спустился вниз, навстречу мне в подъезд ворвался Никитин. — Стрелять? — указал я в сторону парламента.

— Погоди, — ответил он глухо из-за маски.

Мы остались на лестничной площадке первого этажа. С нами было еще несколько омоновцев. Дверь распахнулась, влетел парень в куртке-афганке, увидел нас, остановился и вдруг выхватил пистолет и дважды выстрелил. Дважды меня сильно ударило в грудь. Я не удержался, откачнулся к стене, прижался к ней спиной, вскинул автомат и нажал на спуск. Но выстрела не услышал. Автомат был на предохранителе.

Парень метнулся назад, скрылся за дверью. Вслед ему резко пророкотала автоматная очередь. Это Никитин. По бетону защелкали, заплясали со звоном пустые гильзы. Запахло пороховой гарью. Парень, видимо, успел сбежать. Я почувствовал боль в тех местах, где ударили пули по бронежилету. «Синяки будут! — подумал я. — Чуть выше, в голову — и тю-тю! Сволочь!». Злоба поднялась во мне, даже руки задрожали, когда я расстегивал куртку, пробитую в двух местах, чтобы найти пули за пазухой. Две чуть сплющенные фасолинки с мягким стуком упали на ступени. Я нагнулся, поднял их.

— Сбереги на память, — сказал Никитин. Глаза его блестели в прорези маски. — К двери! — скомандовал он Сучкову, которого можно было узнать по рыжим бровям.

Сучков спустился, прижался к стене рядом с косяком двери и затаился. Дверь распахнулась, к нам кинулся парень в темной куртке, в кожаной кепке. Он, вероятно, от страха не видел нас, вернее, не успел увидеть, как Сучков схватил его, вывернул руку и толкнул к нам головой вперед. Я перехватил парня, врезал коленом в челюсть, цапнул за шиворот и перекинул дальше потому, что в двери показался плотный мужчина в военной шапке, шинели. И его перехватил Сучков и швырнул к нам так, что папка вылетела у него из рук. В то мгновение, когда он летел ко мне по ступеням, я успел разглядеть на погонах голубые полоски и три полковничьи звезды.

— Ах, сука, и ты туда же! — То ли бормотнул я, то ли подумал и врезал в лицо кулаком, целясь в нос. Попал. Кровь брызнула на шинель, как из шланга. Шапка слетела. Я поймал его одной рукой за волосы, остановил возле себя, а другой рукой врезал в глаз, в челюсть. Потом резко ударил его головой о свое колено и отшвырнул дальше, туда, где ногами молотили парня. Полковник даже не пытался сопротивляться. Так был ошеломлен.

Еще трое к нам залетели. Мы обработали и их, а потом всех пятерых Никитин повел во двор, туда, где были наши машины. Парень в кожаной кепке, ему ее нахлобучили на голову, еле двигался. Его под руку вел полковник. Вид у него был жалкий, потерянный, униженный. Я не выдержал и напоследок врезал ему еще разок по шее и пнул ногой в зад. Особое удовольствие — бить полковника. Я не предполагал в себе такого чувства. Полковник, не оглядываясь, засеменил к двери, волоча вслед за собой парня.