Лагуна Ностра

Сбежав впереди нас по мраморной лестнице, он рухнул в профессорском андроне на скамью со злющей физиономией, какая бывает у него в особо неудачные дни. Мы торопливо натянули пальто и сапоги, не проронив ни слова, за исключением Кьяры, заявившей, что ни за что больше не пойдет к этому мужлану, даже если ее потащат туда за волосы. На что брат ответил, что, как бы мы ни сопротивлялись, он потащит нас туда, куда сочтет нужным. И для начала, нравится нам это или нет, мы с Борисом отправимся на виллу в Тревизо. А у него дела в комиссариате. И он надеется, что мы уже достаточно большие, чтобы вернуться домой самостоятельно.

Кьяра закричала, что она — римлянка и что, если бы она знала, она дважды подумала бы, прежде чем похоронить себя заживо в этом городе и в этом дворце, но ее муж уже был таков. Она с отвращением взглянула на нас, будто это мы были причиной всех ее несчастий, и бросилась вслед за Альвизе, а может, пошла к своим друзьям-художникам — нам это было без разницы. Про Виви она забыла.

На последний катер мы опоздали, вода спала, и мы пошли пешком, ругая на чем свет стоит мостовую, слишком сухую для наших слишком тяжелых, шаркающих сапог, но слишком мокрую для наших легких туфель, которые сразу насквозь пропитывались грязью. Как и с этим вечером, с нами было что-то не так, мы никак не могли найти правильного тона, вели себя то заискивающе, то агрессивно, то что-то критиковали, то с чем-то соглашались, чувствовали себя явно не на своем месте по той простой причине, что у этого Корво все не на месте. И до палаццо Кампана по слабо освещенным улицам оказалось слишком далеко тащиться — опять из-за него!

И тут раздался нежный, словно флейта заклинателя змей, голос Игоря. «Слишком», «недостаточно» — это все неправильно. Что есть, то есть. И ровно столько, сколько надо. И надо принимать то, что есть, как оно есть, а не расстраиваться по пустякам. Время и пространство эластичны: когда нам плохо, они растягиваются, когда мы довольны — сокращаются. А вот когда мы храним безмятежность, как он, например, они остаются неизменными.

Мы двигались сквозь ночь и стужу к площади Сант’Анджело, чтобы оттуда по длинной улице Мандола добраться до Риальто. Перейдя через мост на другой берег Большого канала, нам надо будет пройти мимо зачехленных прилавков рынка, вернуться немного назад и сетью улочек пройти до Сан-Поло и Салицады, которая приведет нас наконец к палаццо Кампана, находящемуся по прямой в пятистах метрах от палаццо Корво. Зимой в Венеции случаются такие вечера, когда кругом так холодно и грустно, что хочется быть птицей — и перелететь канал по воздуху или чайкой, и переплыть его, — все равно кем, лишь бы не скитаться сиротливо по пустынным улицам с нашим собственным сиротой под мышкой.

В такую погоду, в рыхлом, влажном сумраке ночи, Борис вдруг вспоминает, что он русский, и начинает ностальгировать по бескрайним заснеженным просторам, по серебристым березам, по искрящимся от инея тополям, по волкам, что с воем бродят вокруг дач.

Его же брат, как сторонник сохранения безмятежности перед лицом мира — такого, каков он есть, — растворяется в пейзаже, частью которого является. Для Игоря каждая новая секунда есть начало новой жизни. И в то время как позади нас исчезали в тумане дворцы и колодцы, мосты и каналы, мой дядя шел вперед, оставляя за собой прошлое.

Придя домой, мы разошлись по своим делам. Мне надо было просмотреть лекцию, Борис спешил к своему «Мужчине с перчаткой». Игорю предстояло нянчиться с Виви и убаюкать его, прошептав ему на ухо несколько мантр.

После такого необычного вечера у такого странного типа вполне можно ожидать, что весь гнев моего брата обратится именно на меня, вздохнула я. Игорь призвал меня хранить спокойствие, чтобы вещи оставались такими, какие они есть: ложные обвинения после лживой вечеринки в обманчивом городе — не более того, и Борис, рассмеявшись, с ним согласился. Сразу видно, что комиссар имеет обыкновение срывать зло не на наших дядюшках. Чтобы продемонстрировать им, что же приходится выносить его козлу отпущения, я решила записать все на магнитофон.

Бывают такие вечера, когда от усталости уже нет сил думать ни о трупах, ни об убийцах. В очередной раз порадовавшись, что родилась в семье, где не скупятся ни на ссоры, ни на примирения, что живу во дворце Кампана, где тебя не подстерегают ни ловушки, ни хитрости, где вещи таковы, каковы они есть, я уснула.

7 БАРОМЕТР

— Знаешь что, Артемизия, этот барометр добра и зла можешь заткнуть себе в глотку. Я тоже не люблю карнавал. Но Илона вас пригласила, значит, вы наденете костюмы и пойдете, точка.

— Она и тебя с Кьярой тоже пригласила! Иди сам, если эта дамочка так нужна тебе для расследования!

— Ну конечно. Делать мне больше нечего, как разгуливать в карнавальном костюме!

— А наша Зигмундетта?

— Прекрати ее так называть! Она везет Виви в Фалькаде, его там уже ждут как манну небесную. Ты еще помнишь, что у нас есть родители?