Lai`a Gol

…Н'Кай проснулся ранним утром. Потянулся в мягкой постели, не открывая глаз, затем подумал немного, и приоткрыл один. Левый. Для большего не было ни сил, ни желания. Однако и того, что было доступно его взгляду, оказалось вполне достаточно, чтобы понять — это Дом. Такой, каким ему и положено быть у нормальных людей. Взять хотя бы потолок — деревянный, светлый и чистый. Это же чудо! Ни тебе драной облупившейся краски, из-под которой проглядывает холодный серый бетон, ни белого больничного потолка, ни сырых скальных пород, ни даже холодных стальных переборок. Просто тёплый деревянный настил, на котором играет солнечный свет, отражающийся в большом настенном зеркале. Н'Кай вновь закрыл глаз и улыбнулся. Хорошо, что Алекс его пригласила, а то ему уже изрядно надоело болтаться по Земле с поддельным удостоверением вулканца, проявляя чудеса изобретательности по избеганию встреч с «соплеменниками». А здесь все свои. Все его знают и принимают таким, какой он есть. Временами, издеваются, конечно, не без того — пусть! Зато с ними весело, и не надо притворяться тем, чем ты на самом деле не являешься. На то они и друзья.

И этот дом… такой уютный, чистый, спокойный… как на Ромуле. Вот сейчас войдёт мама, погладит его по волосам и скажет: «Вставай, сынок. Завтрак стынет…»

— Вставай, сынок! Завтрак стынет!!!

Потрясённый Н'Кай распахнул глаза вторично… и заорал во всю мощь своей молодой ромуланской глотки. В ту же секунду ему стало ужасно стыдно, и он смущённо отвернулся в сторону.

Ну, подумаешь, темнокожая женщина. Ты что, раньше этих… как их… афроамериканцев (и какой только идиот придумал эту политкорректность, весь язык обломаешь, пока выговоришь!) не видел?! Даже учитывая тот факт, что это самая темнокожая женщина из всех, что ему доводилось видеть — что ж так орать-то?! Что же до того, что в ней два метра роста самое меньшее, что ж, люди всякие нужны, люди всякие важны… Сурака ради, что я несу! Уж опозорился, так опозорился, молчи теперь, нечего…

Довольная произведённым эффектом, женщина улыбнулась ему, сверкнув ослепительно белыми зубами и яркими белками глаз.

— Вставай, сынок, Федерация в опасности! Голодные клингоны подбираются к твоему завтраку! Кстати, меня зовут Франсуаза, и если ты не собираешься провести в этой комнате остаток каникул, тебе лучше это запомнить, — она взъерошила ему волосы. — Какие у нас красивые острые ушки! Чтобы ты быстрее понял, с кем имеешь дело, приведу доступную аналогию. Сержанта Полански знаешь?

Устрашённый Н'Кай быстро мотнул растрёпанной головой в знак согласия.

— Так вот — тут я за него!…Ой, а у кого это тут такие красивые белые волосы?

С противоположного конца комнаты последовал короткий вопль Айла, и процедура ознакомления с местным начальством продублировалась в деталях. Поскольку Серёгин к тому времени уже проснулся сам (неудивительно!), живая иерехонская труба с чувством выполненного долга удалилась в соседнюю комнату — будить девушек. Н'Кай с интересом приложил ухо к стене. Ничего. То ли у девушек оказались нервы покрепче, то ли они просто встали пораньше, но никаких звуковых эффектов оттуда не последовало. Разочарованно вздохнув, Н'Кай начал одеваться.

…За завтраком Тард окончательно убедился, что находится на курорте — их новая хозяйка готовила так, что любой шеф-повар просто обзавидовался бы. Открыв для себя новую истину, что Н'Кай — не вулканец, и его можно кормить как угодно, лишь бы досыта, Франсуаза пришла в самое приятное расположение духа — ничто так не портило ей настроение, как вид молодого здорового существа, отказывающегося от нормальной еды. И, надо отдать Н'Каю должное, он её не разочаровал. На ехидный комментарий Леи, что накормить Тарда досыта — непосильная задача, достойная героев древности, ответ со стороны Франсуазы последовал быстрый и лаконичный. Не успев, по своему обыкновению, увернуться от воспитательного подзатыльника, Лея посмотрела на Франсуазу с определённым уважением и вернулась к прерванному было занятию — завтраку. Сидящие напротив Сорел и Спок переглянулись и почли за благо от комментариев воздержаться — Лея, в общем и целом, их мысли уже высказала, а нарываться на подзатыльники при их происхождении, возрасте и звании было как-то несолидно. Пребывающий в задумчивости Литгоу к разговорам этим утром был не склонен, и лишь один только Кирк соловьём заливался за всех присутствующих — однако этому человеку, как мы знаем, прощалось всё, в том числе и фривольное поведение. В особенности оно, если подумать.

После завтрака молодые люди разлетелись в стороны, словно стайка воробьёв — ломанулись изучать окресности. Сорел едва успел поймать за воротник направляющуюся вслед за сестрой Лею.

— Поговорим?