Лакей и я

— Ну вы же находитесь на службе. Неужели не видите, что этот закон связывает по рукам и ногам и вас, и ваших будущих детей? — Она покраснела. — Ой, простите: это предположение, что вы намерены иметь детей.

— Разумеется, как всякий нормальный человек, я очень хотел бы иметь детей, — спокойно сказал Лукас, внимательно всматриваясь в ее лицо.

Фрэнсис бросило в жар. Даже не глядя в зеркало, она понимала, что стала пунцовой. Черт ее дернул ляпнуть про детей!

— Тогда вы не можете не видеть, что этот закон не дает вам ничего хорошего.

Лукас посмотрел в окно и глубоко задумался.

— Полагаю, здесь вы правы.

— Конечно же, я права. Палата лордов могла был отклонить закон, но наши богачи голосуют только за себя и свои кошельки.

Их взгляды встретились.

— Вы же никому не служите, миледи. Скажите, почему для вас так важно, чтобы закон был отклонен?

— Потому что так справедливо и правильно. Меня заботят не только собственные интересы, но и интересы других людей, — ответила Фрэнсис, глядя в окно.

— Вы думаете, что все, кто поддерживает закон, заботятся лишь о своих интересах?

— Разумеется. Во всяком случае, закон не предусматривает улучшений для тех, кто трудится и служат своим хозяевам годами, а то и поколениями.

— Уверен, не все члены палаты поддерживают закон, — сказал Лукас.

— Да, но таких мало.

Фрэнсис все еще не могла понять, поддерживает мистер Вуд закон или спорит, просто чтобы позлить ее, но в любом случае ей мало что нравилось больше, чем обсуждать законы.

Лукас положил руки на стол перед собой и сцепил пальцы.

— Вы знаете, кто из членов парламента за и против закона?

— Нет, но могу догадаться. Также я полагаю, что некоторые еще не приняли окончательного решения. Именно их я и попытаюсь склонить на свою сторону, когда в следующий раз выйду в свет.

— Вы действительно верите в то, что вам удастся заставить кого-то из членов парламента изменить свою позицию? — недовольно проговорил Лукас.

— Понятия не имею, — честно ответила Фрэнсис, — но я должна попытаться.

— Значит, вы абсолютно уверены в своей правоте?

— Более чем.

Лукас надолго замолчал.

Ей хотелось схватить его за плечи и как следует встряхнуть, но вместо этого она лишь придвинулась к нему поближе.

— Лукас, вы меня слышите? Я заставляю вас думать?

Он не ответил, но как-то странно посмотрел ей в глаза, потом взгляд опустился на губы… Неужели он намерен опять поцеловать ее? Фрэнсис ничего не имела против.

— Вы заставляете меня думать о… многом и самом разном. — Он подался вперед, ближе, еще ближе, и веки его медленно опустились. Фрэнсис тут же прильнула к нему. Как только губы их встретились, Лукас потянул ее за собой на толстый ковер, покрывавший пол библиотеки. Оказавшись таким образом сверху, он стал лихорадочно покрывать ее лицо и шею поцелуями.

Это было сущее безумие. В любой момент кто-то мог войти и увидеть их, но заставить себя остановиться Фрэнсис не могла: наоборот, обхватила Лукаса за плечи и еще сильнее прижалась к нему, ноги ее сами по себе раздвинулись — конечно, насколько это было возможно под юбками.

Его губы скользнули вниз. Сначала он целовал ее шею, открытую низким декольте, потом чуть спустил лиф, обнажил одну грудь. Когда его губы сомкнулись вокруг соска, Фрэнсис показалось, что рассудок покидает ее, способность соображать куда-то исчезает, и она целиком попадает во власть непередаваемых ощущений.

— Лукас! — прошептала она хрипло, ощутив сквозь одежду всю силу его возбуждения. Ей хотелось большего, но она не знала, чего именно.

Когда его рот опять завладел ее губами, она нечаянно сбила с его головы парик, и оказалось, что у него темные волосы. Она и раньше об этом догадывалась, судя по цвету бровей. Без парика он был еще красивее: совсем другой человек.

Фрэнсис испытала мимолетное чувство вины, но вовсе не из-за собственного бесстыдства, а оттого что почувствовала себя предательницей перед Альбиной, которой понравился Лукас. Сохрани она здравый рассудок, не пустилась бы во все тяжкие, а посодействовала бы их союзу. Но, с другой стороны, почему она должна жертвовать… Как трудно думать, ощущая его губы на шее…

Лукас перекатился на спину, и теперь она оказалась сверху, но задела ножку стола, и одна из открытых книг, лежавшая на самом краю, упала на пол в каком-то дюйме от них, вызвав у обоих приступ смеха.

— Думаю, это знак остановиться, — перестав смеяться, сказал Лукас и потерся носом о ее нос.

Фрэнсис вздохнула и, не размыкая объятий, согласилась:

— Да, я тоже так считаю.

Лукас перекатился на бок, подхватил свой парик, встал и помог подняться Фрэнсис. Оба поспешно привели одежду в порядок и чинно уселись за стол, словно этих минут безумия вовсе не было и для лакея сидеть рядом с аристократкой в порядке вещей.

— Так на чем мы остановились? — спросила Фрэнсис, не в силах оторвать от него взгляд.

В который раз она спрашивала себя, что могло привлечь в ее внешности его: в этом смысле она ему определенно не чета.

Фрэнсис заметила, что парик на его голове сидит криво, и поправила, за что Лукас ее вежливо поблагодарил и добавил:

— Никак не могу привыкнуть к этой штуковине.