Ламберт Херсфельдский. Анналы

Вильгельм, епископ Утрехта, как было сказано выше, вопреки добру и справедливости упорно защищал дело короля и из расположения к его партии на протяжении почти всех праздничных дней прямо посреди богослужения гневными устами сказал много оскорбительного для римского понтифика, назвав его клятвопреступником, прелюбодеем и лжеепископом и неоднократно объявив его отлученным от церкви как им самим, так и прочими епископами. Однако вскоре после того как король по окончании пасхальных дней ушел из Утрехта, его внезапно поразил тяжелейший недуг. Когда ему не давали покоя тяжелейшие муки души и тела, он с жалобным воплем воскликнул перед всеми, кто там был, что он по справедливому приговору Божьему лишился и земной жизни, и вечной за то, что с величайшей готовностью оказывал свою поддержку королю во всем, к чему тот неправедно стремился, и в надежде на его милость нанес римскому понтифику, святейшему мужу апостольских добродетелей, тяжкие оскорбления, хоть и знал, что тот невиновен. С этим восклицанием он, как уверяют, без причастия и без какого-либо покаяния испустил дух¹⁰⁰⁵. В епископстве ему наследовал Конрад¹⁰⁰⁶, камерарий архиепископа Майнцского. А Падерборнское епископство получил Поппо¹⁰⁰⁷, настоятель из Бамберга, усилиями и старанием которого главным образом и был лишен епископства Герман, епископ Бамбергский.

Роберт, бывший аббат Рейхенау, получил от Бамбергского епископа в управление один монастырь в пределах Эльзаса под названием Генгенбах. В то время как он по своему обыкновению без всякой меры предавался там погоне за земными выгодами, стремясь своим трудолюбием победить бедность этого места, он вместе с другим монахом, юношей подававшим большие надежды, который последовал за ним из Бамбергской обители, был убит¹⁰⁰⁸ служителями вышеназванного монастыря, против которых он выступил, чтобы отразить насилие, желая защитить владения монастыря и свое собственное право.

Саксы, после того как их князья были отправлены в ссылку, изнывали от горя и печали и не видели никакого выхода из столь отчаянного положения. Друзья короля, расставленные по горам и холмам, угрожали их шеям и не давали им, как прежде, проводить собрания, совещаться и искать какой-либо путь к спасению. Они, сверх того, ежедневно брали добычу на полях и в селениях, обложили край тяжелейшей данью, за счет величайшего труда и расходов местных жителей укрепляли свои крепости и требовали чересчур тяжелые и невыносимые штрафы за прежнее восстание. У графа Геро было два сына¹⁰⁰⁹, которые обладали довольно знатным происхождением, но из-за недостатка средств не имели среди князей Саксонии ни имени, ни влияния. Во время сдачи они бежали за реку Эльфу и ожидали там, чем кончится дело, ибо из-за безвестности их имени король легко мог вообще не знать о них или пренебречь ими. Когда они увидели то зло, которое произошло, а именно, что в результате сдачи князей произошло не что иное, как полная потеря свободы родины и обращение в рабство и под ярмо всего саксонского народа, чего король всегда добивался, они, хоть и были изгнаны из родных земель, лишились крепостей, потеряли наследственное достояние и вообще остались без средств, всё же обрадовались, что не потерпели этого стремительного крушения сдачи вместе с прочими князьями Саксонии. Поскольку они терпели нужду, то, собрав довольно внушительное войско из числа таких же, как и они людей, они начали искать себе пропитание грабежом.

По большей части также, когда случалась такая возможность, они старались оказывать сопротивление королевским сборщикам налогов и силой отражать беззакония с их стороны. Поскольку им и раз, и два сопутствовал успех, рыцари тех князей, которые были сосланы, а также все свободнорожденные, которые еще не сдались и предпочитали любые крайности, нежели и дальше испытывать верность короля, стали наперебой сбегаться к ним. И вот, в течение нескольких дней образовалось огромное войско, так что они считали себя равными врагам и способными уже не только к нападениям из засады и тайным набегам по обыкновению разбойников, но и к отрытому насилию и открытым схваткам. Кроме того, местные жители, которым посреди бездонного мрака отчаяния забрезжил с неба свет спасения и утешения, все с величайшей готовностью обещали свое содействие и совместную поддержку в общественном деле, считая, что лучше достойной смертью пасть за отечество, за жен и детей, чем посреди стольких горестей вести жизнь, более печальную, чем сама смерть.