Лампа паладина

– Ну да…

– Это так называемая менделеевская лазурь. Как явствует из названия, этот пигмент был изобретен Дмитрием Ивановичем Менделеевым в тысяча восемьсот восемьдесят четвертом году, через много лет после смерти Брюллова. Так что вынужден тебя огорчить – это подделка, хотя и весьма качественная.

– Ладно, так и скажу своей пациентке.

– Скажи, скажи. И пусть она сама принимает решение…

– В любом случае спасибо тебе за консультацию…

Послышался шум сдвигаемого стула, шарканье шагов, очевидно Ромуальдыч провожал своего гостя. Ну что ж, этот Орловский человек вроде приличный, и правда доктор… по какой только части, интересно… И еще… фамилия этой вдовы, я так понимаю, Басинская, прямо как у нашей Бастинды. Ну, это, конечно, совпадение, вряд ли они родственники. Но хватит любопытничать, пора и за дело браться.

Я взяла себя в руки, вернулась к столу с коробком спичек, чиркнула спичкой, поднесла ее к носику лампы, зажгла фитилек…

Затрепетал оранжевый язычок пламени, и по стенам комнаты, как прежде, побежали удивительные тени.

На этот раз они были странными и пугающими.

Мне виделись в этих тенях пылающие костры, кипящие котлы, рогатые чудовища…

Неужели это были картины преисподней?

Как и прежде, по комнате поплыл сладковатый экзотический аромат – запах то ли увядших цветов, то ли церковного воска.

То ли от этого запаха, то ли от страшных теней на стенах у меня закружилась голова…

Я была уже не в комнате старинного особняка, а в длинном полутемном помещении с кирпичными стенами и сводчатыми потолками. Вокруг за столиками сидели люди, сновали официанты…

Это был ресторан.

Как и все, я сидела за столиком, напротив меня сидел Славик. Он что-то непрерывно говорил, но по его лицу и поведению было видно, что он чего-то ждет. Потому что он ерзал на стуле, облизывал губы и постоянно оглядывался, как будто кого-то высматривал.

И у меня возникла мысль встать и уйти. Вот просто покинуть зал, ничего не объясняя этому противному Славику. Ну да, сейчас я видела его насквозь, и без дымки общего детства он выглядел обычным мелким трусливым паршивцем. Что может быть у нас общего?

И вдруг все изменилось.

Я была уже не в зале ресторана, а в каком-то темном, мрачном помещении без окон.

И сидела я не за столиком, а в массивном металлическом кресле…

Я была накрепко привязана к этому креслу, мои руки были пристегнуты к подлокотникам пластиковыми наручниками.

Я попыталась высвободиться, попыталась вырвать руки из наручников – но узкая пластиковая полоска от моих усилий только глубже врезалась в кожу.

Я повернула голову, насколько могла.

Помещение, где я находилась, было, по-видимому, техническим подвалом. По его стенам тянулись разноцветные трубы и электрические кабели в плотной оплетке.

Кроме кресла, к которому я была привязана, здесь был еще металлический стол из тех, которые бывают в процедурных кабинетах больниц и клиник.

И на этом столе были разложены сверкающие хирургические инструменты…

И тут где-то сзади, в той части помещения, которую я не могла видеть, послышались приближающиеся шаги…

Отчего-то эти шаги меня испугали. Испугали до дрожи, почти до обморока.

Они не сулили мне ничего хорошего – только ужас, беспросветный ужас…

Я снова завертелась, пытаясь высвободить руки, – но результатом моих усилий была только боль от врезавшихся в кожу пластиковых оков…

Я попыталась крикнуть, хотя понимала, что это ничем мне не поможет, – но даже слабое подобие крика не вырвалось из моего горла… ничего – даже слабого хрипа…

И тут тот, чьи шаги я слышала за спиной, появился в поле моего зрения.

Это был тот самый человек в черном, который напал на меня возле дома, когда меня спасли бомжи. Он был в черных очках – но тут же снял их и уставился на меня своими белыми глазами.

Глазами без зрачков…

Он низко наклонился надо мной, сверля меня своими слепыми глазами, и задал какой-то вопрос.

Я не поняла этого вопроса, просто не услышала его, Белоглазый только беззвучно открывал рот, да и при всем желании я не смогла бы ему ответить, потому что голос меня не слушался.

А он все повторял и повторял свой вопрос.

Потом повернулся к столику с хирургическими инструментами…

И тут я очнулась.

Лампа погасла. Я находилась в уютной комнате Ромуальдыча. Но в душе еще догорал пережитый ужас, а запястья саднило, как будто в них действительно врезались пластиковые наручники.

Лампа снова обещала мне неприятности…

Но, как говорится, предупрежден – значит вооружен.

Тут ко мне вошел Ромуальдыч.

Он еще раз извинился, сказал, что его гость ушел, и спросил, не хочу ли я чаю.

Я взглянула на часы и отказалась.

Ромуальдыч выразил вежливое сожаление, убрал лампу в сейф и проводил меня до двери. И, что характерно, ничего не спросил, только смотрел очень внимательно и серьезно. И крикнул мне вслед, чтобы была осторожнее.

По дороге домой я думала о том, что показала мне лампа.

Сначала я была в ресторане, со Славиком.

Ну да, он ведь назначил мне встречу, болтал какую-то ерунду, объяснялся в любви фальшивым голосом…

А потом…

Потом я была в каком-то пыточном подвале.

Я была в плену у белоглазого человека…