Лампёшка

— Ты и вправду ещё ребёнок, Эмилия. Работай, не ленись, и все страхи улетучатся. — Она поворачивается к двери. — Можете меня не провожать, — говорит она Марте, которой и в голову не приходило её провожать. Учительница бросает последний взгляд на Лампёшку. — А ты, девочка, можешь меня не благодарить. Не ради этого стараюсь…

Она открывает дверь и выходит на крыльцо. На мгновение на плитку прихожей падает закатный луч и выхватывает тысячи кружащихся в воздухе пылинок. Потом дверь захлопывается.

Девочка оборачивается, но Марты уже нет. Лампёшка осталась одна. Она понятия не имеет, что ей делать, куда идти.

Часть 2. Чёрный дом

Похороны Йозефа

Лампёшка шагнула в первую попавшуюся приоткрытую дверь. Кухня — просторная, тёмная и не очень чистая. Никого здесь нет: ни чудовища, ни Марты — ни души. В печке горит огонь, от него слабо веет теплом, потолок низкий, с чёрными грубыми балками. Куча немытой посуды — на столе, у раковины, даже на полу. Наверное, надо её перемыть и расставить по местам, ведь это её работа. Начать, что ли? Или подождать? Чем раньше начнёшь, тем быстрее пролетят семь лет.

Какое-то время Лампёшка стоит, переминаясь с ноги на ногу. Ничего не происходит. Никто не появляется.

Лампёшка кладёт наволочку со своими вещами на стул, берёт со стола чашку и подходит к раковине. Её глаза уже ищут кран, чайник, тазик, но тут за спиной скрипят половицы и на кухню заходит Марта. Обе они вздрагивают от испуга. Лампёшка роняет чашку, и та, с отбитой ручкой, подкатывается прямо к ногам Марты. Лампёшка закусывает кулак:

— Ой, простите, пожалуйста! — Мисс Амалия словно брюзжит ей в ухо: «Что о тебе подумают?» — Я… я хотела помыть посуду…

Экономка непонимающе смотрит на Лампёшку, будто совершенно забыла о её существовании.

А она и забыла. Она меряет кухню шагами и бормочет себе под нос. Ребёнок на кухне, откуда ни возьмись! Можно подумать, за день на неё мало всего свалилось! Сперва этот ночной вой, потом пригоревший завтрак, и никого, кто бы решился подняться в комнату наверху. А сама она боится, а Йозефа больше нет… Как же она теперь, без Йозефа? А сейчас вот ещё и девочка появилась откуда ни возьмись, белая как полотно, с посиневшей щекой и с наволочкой этой…

— Так я помою посуду? — спрашивает девочка.

Ещё чего не хватало!

— Ах, не до тебя мне! Я всё тебе расскажу, но не сейчас. Не сегодня. Сегодня нам надо… надо… — Марта хочет присесть, но не садится, хочет расплакаться, но не плачет. Уж лучше рассердиться.

— Ну же, девочка, чего стоишь? Вон из моей кухни и живо к себе в комнату! — Она толкает Лампёшку к двери.

— Мисс, я не знаю, где моя комната.

— Марта! Мартой меня зовут!

— Марта.

— Да… откуда тебе знать? — Марта раздражённо взмахивает рукой. — Наверх по лестнице, вторая дверь налево… нет, третья, возьми себе лучше ту комнату — там постелено. А теперь c глаз долой, нам надо… мне ещё надо переодеться. Чего застыла?

Деревянные ступени скрипят, третья дверь слева тоже. Лампёшка заходит в свою комнату и оглядывается. Здесь холодно и слегка пахнет плесенью. Стул, столик, шкаф.

Выходит, здесь ей придётся жить. Одной. Семь лет. Она мотает головой. Держать эту мысль в уме ещё можно, но понять — нет.

Незавешенное окно выходит в сад. Из окна видна широкая заросшая лестница, а за ней — джунгли изгородей, кустов, крапивы и суковатых деревьев, тянущих ветви во все стороны. Малюсенький кусочек неба. Ни моря, ни горизонта. Начинается дождь, сначала мелкий, потом сильный.

Но в комнате стоит ещё и кровать — медная, блестящая, с мягким белым покрывалом. Оно намного мягче и намного белее, чем дома. Лампёшка проводит по покрывалу рукой, приподымает уголок и слабо улыбается — впервые с тех пор, как вошла в этот дом. Какая белизна! Какая чистота!

— Я помою ноги, — шепчет она постели. — Чтобы тебя не замарать.

На улице хлопает дверь. Лампёшка подходит к окну и, опираясь локтями на подоконник, смотрит вниз. Двое мужчин выносят из дома чёрный гроб. Впереди шагает худой человек в длинном плаще — тот, что отпер им с учительницей ворота. Позади — высоченный, здоровенный парень. Дождь барабанит по крышке гроба, оба носильщика тут же промокают до нитки.

Марта тоже выходит из дома, раскрыв зонтик и набросив на плечи чёрную шаль. Она сердито машет тем двоим. Ну же, шевелитесь! Вперёд!

Маленькая процессия спускается с парадного крыльца по лестнице. Один из носильщиков высокий, другой обычного роста, им приходится держать гроб наперекос. Марта суетится сзади, пытается прикрыть зонтиком здоровенного парня, но не дотягивается.

Тот, что идёт впереди, худой и в плаще, едва не роняет гроб. Марта визжит:

— Разиня! Поосторожней!

Она забегает вперёд и подставляет плечо под гроб. Зонтик падает в траву, прямо под ботинок парню, и троица скрывается за изгородью.

Лампёшка ждёт и ждёт, но они не возвращаются. Зонтик так и валяется в траве. Постепенно сгущаются сумерки, наступает ночь.

Она не знает, как зажечь лампу, — спичек нигде нет. В доме мёртвая тишина.

И никто не приносит ей поесть.

Ночь