Ланселот на шпильках (СИ)

- А сколько вашей дочке? – заинтересовано спросила Авдотья Макаровна.

- Ей почти четыре, в сентябре исполнится.

- Рановато ей ещё, - задумчиво проговорила Авдотья Макаровна, - просто она не поймёт. Хотя можно попытаться, просто для развития. Подождите пару минут, - она скрылась в комнатушке, а я стала рассматривать книги, и выставленные на продажу иконы.

Моя бабушка была набожной женщиной. Мама мне рассказывала, что она была суровой дамой, воцерковленной, и я частенько рассматриваю снимки, с которых на меня смотрит строгая женщина в старомодном одеянии.

Когда мне исполнилось восемнадцать, маман отдала мне целый десяток старинных икон, сказав, что они принадлежали бабушке.

- Она очень хотела, чтобы иконы были твои, - сказала тогда маменька, - она в завещании особый пункт составила, где оговорила твои права. До твоего совершеннолетия иконы находятся у меня, а потом я передаю их тебе,

- А об Асе она не подумала? – всплеснула я руками, - может, стоило их разделить пополам?

- Не надо ничего делить, это воля твоей бабушки, - покачала головой маман, и так всё и осталось, а Ася никаких претензий не предъявляла.

- Держите, - принесла мне книжку в тонком переплёте Авдотья Макаровна, - попробуйте ей почитать. Может, понравится.

Поблагодарив, и расплатившись, я вышла на улицу, и села в свой джип. Засунула крестик и книжку в сумочку, и повернула ключ в зажигании. Авдотья Макаровна мне примерно объяснила, как добраться до приюта, и я поехала в соседний город. Быстро нашла приют, но там мне сказали, что Алевтина Филипповна год назад вышла на пенсию, и дали её адрес.

Так же без труда я нашла дом Алевтины Филипповны, вышла из машины, и подошла к забору. И тут же увидела женщину, копошащуюся в огороде.

- Здравствуйте, - крикнула я, перегнувшись через забор.

- Здрасте, - подняла голову женщина, разогнулась, и вытерла руки о штаны, - что вам нужно?

- Миленич Эвива Леонидовна, частный сыщик, - я вынула удостоверение, - мне нужно с вами поговорить. Вы ведь Алевтина Филипповна?

- Верно, - женщина подошла к забору, - а о чём вы хотите поговорить? – и она открыла калитку, - проходите, - и кивнула на лавочку.

Я присела на скамейку, окружённую кустами сирени, и откинула назад волосы.

- Вы помните девушку, которая, вероятно, приходила к вам

недавно? Её зовут Мирослава, она очень красивая. Чёрненькая, с синими глазами. Вы в своё время оформили удочерение для знакомых Симоновых.

- Господи! – приложила руки к щекам Алевтина Филипповна, - что с ней случилось?

- С чего вы взяли, что с ней что-то случилось? – я тут же насторожилась.

- Иначе и быть не могло, - помотала головой Алевтина Филипповна, - её родители умоляли меня спрятать Мирославу, они чего-то очень боялись...

Это случилось вечером, когда Алевтина Филипповна уже собиралась уходить домой, и запирала двери учреждения.

Она уже сделала несколько шагов, как вдруг к ней кинулась молодая женщина, и упала на колени.

- Пожалуйста, прошу, умоляю, помогите! – буквально взвыла женщина, и Алевтина Филипповна попятилась.

- Простите? – растерянно пролепетала она.

- Спасите нашу дочь! – и женщина судорожно заплакала.

- Успокойтесь, - подняла её с колен Алевтина Филипповна, - вы можете объяснить, что вам нужно?

Она провела пару в приют, в свой кабинет, и усадила на диван. Женщина просила только об одном, чтобы её дочь спрятали. Девочке грозит нешуточная опасность, и её нужно срочно спрятать. Они дали документы на имя Мирославы Ягода, письмо, и просили передать его девочке, когда ей исполнится восемнадцать, или когда она сама придёт.

- Я передала ей письмо, - тихо проговорила Алевтина Филипповна, - когда она пришла.

- Что было в этом письме? – напрямик спросила я, - только не говорите, что вам не было любопытно, и вы не заглянули в письмо, храня его пятнадцать лет.

- Ладно, чего уж там, - вздохнула Алевтина Филипповна, - читала я письмо. При помощи пара из чайника отклеила, прочитала, а потом обратно заклеила. В этом письме говорилось, что Мирослава из знатного, испанского, герцогского рода. Я толком ничего не поняла, но в этом письме родители просили девочку спрятаться, и носа не показывать, и никому не говорить, кто она такая. О чём они только думали, когда это письмо писали? Да у девчонки глаза и зубы загорелись, едва она услышала про тайну.

- Что за тайна? – сурово осведомилась я.