Ланселот на шпильках (СИ)

Я огляделась по сторонам, и увидела пожилого мужчину, даже не пожилого, а изрядно побитого жизнью, и рано состарившегося. Он сидел на крылечке покосившейся домушки, и грыз семечки, жмурясь на солнышке. Погода в этом Заболоцке была чудесная, и светило солнце, не то, что сейчас в Москве.

- Здравствуйте, - подошла я к нему, - вы здесь всех знаете?

- Конечно, - закивал он головой, оглядывая меня с ног до головы, - ты кого ищешь, что ль?

- Мне нужна Симонова Авдотья Макаровна, - вежливо сказала я, - она вроде в церкви работает.

- Верно, - тут же кивнул мужчина, - Авдотья продаёт свечки, ты иди в церкву, она тама сейчас.

Я молча кивнула, и пошла к церкви. Потянула на себя тяжеленную дверь, и очутилась в тёмном помещении, где со стен глядели лики святых, а пламя свечей бросало неровные блики. Я невольно поёжилась, мне даже в пиджаке было холодно. Особенность старинных зданий, холодно даже в сорокаградусную жару.

- Здравствуй, дитя, - услышала я тихий голос, обернулась, и увидела миловидную женщину в платке.

- Здравствуйте, - прокашлялась я, - мне нужна Авдотья Макаровна. Вы не подскажете, как её найти?

- Я Авдотья Макаровна, - тихо сказала женщина, - а что тебе нужно, дитя? Откуда имя моё знаешь? И почему ты в брюках, да с непокрытой головой в церкву вошла?

- Простите, - я слегка стушевалась, - мне даже в голову не пришло.

- Ничего, сейчас я дам тебе юбку и платок, - сказала она с улыбкой, - специально для городских прихожан держим, незнающих. Держи, - она протянула мне цветастую юбку, длинной чуть ли не до пола, и синий платок.

Не очень было уютно надевать платок, наверное, его до меня уйма народу одевала, и мне совсем не улыбалось подцепить педикулёз. Но откуда ж мне было знать?

- И лба не перекрестивши, - качала головой Авдотья Макаровна.

- Я некрещёная, - вырвалось у меня.

- Это как же так? – всплеснула она руками.

- Да так получилось, - я окончательно впала в ступор, - я решила вместе с моими детьми покрестится, когда им годик будет.

- Молодец, - одобрила меня Авдотья Макаровна, - а какой у тебя ко мне вопрос?

- Я по поводу вашей младшей дочери, Мирославы.

- Не говори её имя, - замахала руками женщина, - Господи! – она

стала истово крестится, - моя бедная девочка! С ней всё

хорошо?

- Да как вам сказать, - я слегка растерялась, - скажите, ведь она вам не родная?

- Откуда ты знаешь? – побледнела Авдотья Макаровна, - это тебе Зинаида наболтала? Не слушай сплетницу, ложь её слова.

- Только почему-то вы сначала спросили, откуда я знаю, а потом сказали, что это не правда, - поймала я её за язык, - лучше давайте начистоту. Вашей дочери грозит тюрьма, причём срок огромный, и я пытаюсь её спасти, я почти уверена, что кто-то пытается её подставить.

- Наверное, ты адвокатом работаешь? – предположила Авдотья Макаровна, а я покачала головой.

- Я частный сыщик, - внесла я ясность, - я случайно столкнулась с вашей дочерью...

Когда я замолчала, она шумно вздохнула, и покачала головой.

- Бедная моя девочка, - сдавленно проговорила Авдотья Макаровна, - зачем она сбежала? Что за блажь ей пришла в голову, своих родных искать? – она вышла из-за стойки, и обессилено опустилась на скамейку у стены.

- Слушай...

В деревнях принято рожать помногу детей, это испокон веку ведётся. Василий Иванович и Авдотья Макаровна были из больших семей, и другого просто не понимали. Они родили семерых детей, на подходе был восьмой, но он погиб в роддоме.

Лично я такого не понимаю. Зачем плодить голь перекатную?

Когда я рожала своих деток, я точно знала, что дам им всё на свете, что они ни в чём не будут ограничены. Никто им не будет плевать вслед, у них будут лучшие игрушки, и лучшая одежда.

Симоновы же бедны невероятно, едва дети встают на ножки, их тут же приучают к труду, но с Мирославой оказалось труднее.

Авдотья Макаровна родила девочку поздно, ей тогда сорок пять стукнуло, роды были тяжёлыми, она сама едва выжила, и лишилась возможности больше иметь детей. Врачи в местной больнице коновалы, и девочка умерла, прожив всего неделю, пока сама роженица лежала с осложнениями.

И тогда они с мужем решили, раз их девочка умерла, надо

осчастливить другую, взять приёмного ребёнка. Но они не хотели, чтобы старшие плохо относились к младшей, раз она не родная, и решили всё сохранить в тайне.

Пока Авдотья Макаровна лежала в больнице, Василий Филиппович связался с Алевтиной Филипповной, их общей знакомой, работающей в приюте для детей.