Лантерн. Русские сны и французские тайны тихой деревни

– Все, как ты скажешь, – сердито пробурчал Никита, паркуя машину рядом с двухэтажным туристическим автобусом.

Над Кукуньяном царили неподвижные крылья большого ветряка. Эта мельница на холме была не просто реконструированным историческим сооружением. Она символизировала то, что прославило симпатичную деревушку – сборник Альфонса Доде.

За пятнадцать минут Никита успел обойти Кукуньян дважды. Для очистки совести он зашел в Театр Аший-Мир, но все билеты на ближайшие сеансы местного шоу были проданы. Никита изобразил огорчение и спросил, как найти деревенскую церковь. Оказалось, пару минут назад он прошел мимо ее фасада с простой деревянной дверью. Внутри церкви находилось то, что вызывало его крайнее любопытство. То, ради чего главным образом он и приехал в Кукуньян – небольшая, примерно в пятьдесят сантиметров высотой, позолоченная фигура беременной Мадонны.

Там же, в церкви, были выставлены фотографии других, очень древних скульптурных изображений беременной Девы Марии. Судя по экспозиции, во Франции их сохранилось немногим более десятка. Никита сделал несколько снимков, кляня группу туристов и блики на стекле, которым была закрыта Мадонна. Ни в ее безыскусно прорисованном лице, ни в ее позе с молитвенно сложенными на груди руками не было ничего необычного. Тем не менее, даже не склонный к религиозному экстазу ум Никиты не смог противостоять нахлынувшему умилению.

Садясь в машину, он бросил последний взгляд на Кукуньянскую мельницу. Решетчатые лопасти ветряка прощально покачивались на фоне грозового неба. Первый пункт программы Изабель был выполнен. Больше в деревне делать было нечего.

Дорога к замку Керибюс поднималась в горы. Чем выше закручивалась лента серпантина, тем плотнее становились над головой облака. Время от времени солнце прорывалось сквозь них и высвечивало на окружающих склонах золотистые пятна, которые быстро гасли и затем появлялись снова. На очередном повороте Никита вздрогнул и, не глядя, ткнул пальцем в красный треугольник аварийки – прямо перед ним, соединяя две горные гряды, цельным полукругом встала яркая, сияющая всеми цветами двойная радуга. У обочины, на отсыпанной гравием площадке было припарковано три автомобиля. Несколько человек, выстроившись в ряд вдоль обрыва, пытались сделать лучший кадр в своей жизни.

Никита кое-как приткнул машину и рванул к ним, на ходу меняя объектив. Ни край пропасти у самых ног, ни сильные порывы ветра не пугали его в этот момент – языческий восторг был сильнее страха. Он делал один снимок за другим, ловя изменения света и цвета, пока черная туча не перекрыла солнечные лучи, рождавшие волшебную картину.

Снова оказавшись в машине, он несколько минут сидел, прислушиваясь к себе. Сердце билось часто, но волнение было приятным. Это случилось с ним не в первый раз – красота природы принесла облегчение, на душе посветлело. Едва уловимое, в груди затеплилось предвкушение счастья.

После двух магических радуг вид на развалины замка Керибюс, открывшийся ему буквально через несколько минут пути, Никита воспринял спокойно. Издалека замок казался естественным продолжением скалы, на которой был построен.

Именно в этих районах горного массива Корбьеры в Средние века проходила граница между Лангедоком и Арагонским королевством, а позже между Францией и Испанией. На скалистых вершинах сохранились руины бывших приграничных укреплений, которые сегодня принято называть катарскими замками. Это название отражает историческую правду лишь отчасти: катары, как известно, были противникам насилия и не строили крепостей. Однако некоторые из приграничных замков, например Керибюс, действительно стали их последним оплотом.