Лантерн. Русские сны и французские тайны тихой деревни

«Интересно, Оля ведет себя так же, когда меня нет рядом?» – мелькнула ревнивая мысль.

– Генриетта, остановись, детка! – ласково произнесла Бланка. – Ты уже и так съела слишком много.

Девочка прервала очередную вылазку за печеньем и вопросительно посмотрела на Деда. Тот погладил ее по кудрявым волосам.

– Мне ничего для тебя не жалко, Генриетта. Но тетя Бланка права –лучше остановиться. Однажды моя дочь объелась пудингом, и ей стало так плохо, что пришлось позвать врача. Ты же не хочешь заболеть?

– А как зовут твою дочь? – спросила Генриетта, пропустив мимо ушей воспитательную часть беседы.

– Ее зовут Энн, она младшая. А еще у меня есть старшая дочь, ее зовут Джулия. Только теперь они обе совсем взрослые, как тетя Бланка и тетя Бонна, – ответил Дед.

Генриетта задумалась. В ее голове не укладывалось – разве дети могут быть такими старыми, как эти тети?

– А почему ты сказал, что тебе не повезло с детьми? – вдруг спросила Бланка. – Твои дочери рано умерли?

– Нет, они живы и, надеюсь, здоровы, – произнес Дед. – Но я очень давно их не видел.

– Мужья не разрешают им тебя навещать? – выдвинула новое предположение простодушная женщина.

– Они обе не замужем, – покачал головой старик. – Дело не в этом.

Лицо Бланки прояснилось. У нее оставался последний вариант из перечня возможных.

– Так значит, твои дочери в монастыре?! А почему ты сам не навестишь их? Разве это запрещено?

Лицо Эдварда страдальчески сморщилось. Его печаль была стара как мир. Любой мог бы припомнить знакомые семьи, в которых дети начинали делить наследство еще при жизни родителей.

– Религия здесь ни при чем. Просто мои дети не любят меня, мадам Бланка, – горько признался старик. – Иногда мне кажется, что я проклят. Возможно, все дело в обстоятельствах моего рождения…

На этих словах Никита навострил уши. Дед уже как-то намекал на тайну, связанную с его появлением на свет, но рассказывать подробности в тот раз отказался.

– А что это за обстоятельства, Эдвард? – вкрадчиво спросил Никита.

Все разом умолкли и повернулись на его голос.

Дед насупился:

– Я никогда никому об этом не рассказывал.

Теперь вся компания развернулась в его сторону.

– Может быть, пришло время поделиться? – мягко настаивал Никита. – Расскажешь, и станет легче. Иногда, чтобы избавиться от проблемы, надо проговорить ее вслух. Вдруг вместе с нами ты увидишь ситуацию другими глазами?

Неожиданно подала голос Бланка.

Она сформулировала мысль Никиты на свой лад:

– Твоя душа страдает в этом грешном мире, добрый человек. Очисти ее от горечи, открой для смирения, и ты обретешь покой.

Жан, Изабелла и Бонна перекрестились. В словах Бланки прозвучало такое искреннее сострадание, что, несмотря на явный духовный подтекст ее призыва, безбожник Эдвард сдался.

– Когда я был ребенком, – с трудом начал он, – мать относилась ко мне безразлично, старший брат издевался надо мной, а человек, которого я называл отцом, откровенно меня ненавидел. Я искал причину в себе, но как бы хорошо я себя ни вел, как бы старательно ни учился, ничего не менялось. Я повзрослел – и стал платить своей семье той же монетой. Самыми близкими мне людьми стали тетя Агата, сестра матери, и ее муж, дядя Джон. Они жалели меня. Только рядом с ними я чувствовал, что меня кто-то любит.

Гости примолкли. В полной тишине голос Эдварда звучал немного театрально, как будто он читал отрывок из пьесы.

– Только благодаря поддержке тети и дяди я смог окончить университет. Они давали мне кров, кормили и одевали. Я приносил им все скромные деньги, которые зарабатывал, и вдобавок помогал дяде Джону в пекарне, но, кажется, никогда не смог бы сделать достаточно, чтобы отблагодарить за их доброту.

Сидя на полу, Жан поглядывал то на Изабеллу, то на мать. Их повернутые к Эдварду лица были грустны. Никита не взялся бы определить, чему больше сочувствовал парень: то ли семейной драме Деда, то ли переживаниям этих женщин, которые были ему, каждая по своему, небезразличны.

– Я не слишком много знал о жизни родителей, потому что они почти не разговаривали со мной. – Взгляд старика устремился в пространство. – О боевом ранении отца мне стало известно просто потому, что последствия давней контузии время от времени давали о себе знать. Он был ранен во время Второй мировой войны.

Упоминание о неизвестной ему войне заинтересовало Крикса. Он отвлекся от созерцания вдохновляющего бюста Бонны и стал внимательно прислушиваться к тому, о чем говорил старик.

– Отцу приходилось ежегодно проходить обследование и принимать лекарства. Однажды, уже в конце школы, мне случайно попались на глаза его медицинские документы. Там была указана точная дата ранения и дано описание лечения, которое он получил в госпитале. И вдруг меня осенила мысль, что в тот момент, когда я был зачат, отец никак не мог находиться дома: он был либо на фронте, либо в тяжелом состоянии на больничной койке.