Лара. Нерассказанная история любви, вдохновившая на создание «Доктора Живаго»

Зинаида тут же начала действовать. Ей не давала расслабиться мысль о том, что их сын Леонид серьезно болен воспалением легких. Она уже пережила страшную утрату несколькими годами раньше, когда ее старший сын Адриан умер от туберкулезного менингита. Ему было всего двадцать лет. Из-за этого недуга он провел в больнице всю войну, и врачи, пытаясь спасти юношу, отняли ему ногу. «Такова жизнь,[204] – писал Борис сестрам о том времени. – Мать, которая обожала его, зная, что он на пороге смерти и что дорога каждая минута, разрывалась надвое между Сокольниками (больницей) и Переделкиным (нами и дачей), и накануне того дня, когда он испустил свой последний вздох, она приехала к нам копать грядки под картошку, чтобы не пропустить время сева». Практичная до мозга костей, Зинаида демонстрировала непреклонную рациональность и прагматизм, которые вызывали у Бориса восхищение, страх, а может быть, и тайное отвращение. Борис писал Ольге Фрейденберг: «Вчера мы с Зиной[205] привезли из Москвы прах ее старшего сына и похоронили его под кустом черной смородины, который он мальчиком посадил в нашем саду».

Зинаида всегда защищала своих сыновей со свирепостью, которая тревожила Бориса. «Когда вопрос о ее детях,[206] она скалит зубы, точно волчица, даже когда это не нужно», – однажды написал он родителям. Три года спустя, когда они с Борисом стояли у больничной койки Леонида, Зинаида вытребовала у мужа обещание больше никогда не видеться с Ольгой Ивинской. Полная решимости сохранить семью, непреклонная Зинаида отправилась к сопернице лично.

Зинаида нашла Ольгу в доме ее подруги Люси Поповой, бывшей актрисы, которая училась в ГИТИСе и с которой Ольгу познакомил Борис. Красивая и миниатюрная Люся впервые увидела Пастернака на одном из его поэтических вечеров, по окончании дождалась его у выхода и представилась. Впоследствии между ними завязалась дружба, и именно Люсе Борис впервые признался в своей любви к Ольге. Обе женщины были поражены, когда Зинаида явилась в дом на московской улице Фурманова. Предположительно о местонахождении своей любовницы ей сообщил Борис.

«Зинаида не стала закатывать сцену. Она держалась с большим достоинством и сдержанностью», – пишет Ирина. Зинаида встала на пороге и произнесла краткую речь. «Вы молоды, – говорила она Ольге. – Вам бы замуж выйти. Я старуха. Я приближаюсь к концу жизни. Вам есть, ради чего жить. А моей жизни конец». Зинаиде было 54 года. Однако перед Ольгой, которая была на двадцать лет ее моложе, она изобразила себя как развалину, с которой почти покончено. Ольга впоследствии описывала встречу с этой «грузного сложения,[207] сильного характера женщиной» своим близким. Говорила, что Зинаиде «было наплевать» на любовь Ольги и Бориса, и хотя она сама его уже не любила, но не позволяла разбить их семью.

Зинаида впоследствии описывала знакомство с Ольгой в столь же нелицеприятных выражениях. «Наружностью она мне понравилась,[208] а манерой разговаривать – наоборот, – вспоминала она. – Несмотря на кокетство, в ней было что-то истерическое».

Это столкновение было оборвано еще более глубокой драмой: Ольге внезапно сделалось «так дурно от потери крови»,[209] что Люсе и Зинаиде пришлось спешно везти ее в больницу; кровотечение, по всей видимости, было вызвано лекарством, прописанным Ольге в психиатрической лечебнице.

Когда Ольгу выписали из больницы, Борис пришел повидаться с ней «как ни в чем не бывало». Он помирился с Марией, и они с Ольгой продолжали свою связь, как и прежде. Похоже, визит Зинаиды оказал противоположное задуманному действие: он просто снова швырнул любовников в объятия друг друга.

Весна перешла в лето, и Борис снова стал частым гостем в доме Ольги; Ирина все больше привязывалась и проникалась любовью к нему. Она ласково называла его «классюшей» – от слова «классик», поскольку Пастернак считался одним из великих классиков русской литературы.

Однажды Борис решил сводить десятилетнюю Ирину «в центр» за покупками. «Я впервые наедине с этим совершенно непонятным для меня человеком, перевернувшим вверх дном нашу и без того незадачливую жизнь. Я безумно стесняюсь и не знаю, как себя вести», – вспоминала Ирина, которая побаивалась его. Поскольку Борису выплатили гонорар за переводы, он решил купить девочке подарок. Снег таял, по улицам бежали ручьи, и Ирина стеснялась своего пальтишка, перекроенного из бабушкиного подбитого мехом пальто. «Как мокро. Мы можем промочить ноги», – сказала она Борису.

«Тебе кажется, что нужно что-то говорить, – громко и взволнованно отозвался Борис. – Что нельзя молчать, что нужно развлекать меня. Я тебя так понимаю, мне это так знакомо!»