В те два с половиной месяца, что Борис провел в Кремлевской больнице, он также перенес стоматологическую хирургическую операцию. Его длинноватые «лошадиные зубы» были заменены сияющим набором американских протезов, и он стал выглядеть более респектабельно.
В Переделкине Зинаида снова выходила и вынянчила Бориса до полного выздоровления, что лишь усилило в нем чувства вины и отчаяния. Теперь он был обязан жизнью
2 января, как только Борис физически смог держать в руках карандаш, он написал Ольгиной матери длинное подробное письмо. Он договорился о том, чтобы гонорары за его переводную работу в Гослитиздате направляли напрямую ей. Заботливо, хоть и сознавая свою двуличность, он просил Марию позвонить редактору, «чтобы он эту выплату устроил[315]
и ускорил, у второй узнаете, сколько Вам будет получить и когда. Того и другую предупреждайте, чтобы «по этому» заработку они «не звонили мне на дом», что у меня был друг (мужчина), попал в беду, 4 года отсутствует, дети учатся, одни. Вы – бабушка, и эти деньги предназначены им особо от других моих дел». Ближе к концу письма он довольно бестактно добавил: «З. Н. спасла меня. Я ей обязан жизнью. И все это, и все остальное, и все, что я испытал и видел, – так хорошо и просто! Как велики жизнь и смерть и как ничтожен человек, когда он этого не понимает!»Однако его письмо к Марии было полно любви и благодарности: «Дорогая Мария Николаевна![316]
Я взял на себя смелость попросить Марину Казимировну вскрыть и прочитать мне Ваше письмо по телефону. Как я узнал и почувствовал Вас в нем! Сколько в него вложено горячей Вашей души, как полно оно сердца и жизни! Крепко, крепко, крепко целую Вас за него. Я должен был сдержаться, чтобы тут же не позвонить Вам, и я сейчас сдерживаюсь, чтобы не разволноваться. Спасибо, спасибо! Ирочка, дорогая моя девочка, спасибо тебе, и тебе, Митечка, за ваши волнения и слезы. Я и вам, милые дети, и твоим мечтаниям и молитвам, Ируся, обязан частью выздоровления».5 марта 1953 года Иосиф Сталин умер от кровоизлияния в мозг. Узнав о смерти вождя, Борис сказал Зинаиде: «Умер жуткий человек,[317]
человек, который залил Россию кровью».«В день смерти Сталина[318]
мы с Борей были еще в разлуке, – писала Ольга, – я в лагере, он – в Москве. Здесь, в Потьме, и там, в столице, и по всей стране шли волны паники. Огромное большинство, миллионы людей, оплакивали Сталина и в рыданиях спрашивали друг друга: что же теперь будет? И лишь немногие рисковали выражать свою радость открыто. Прав был Б. Л., когда писал: «Несвободный человек всегда идеализирует свою неволю».Отчет, основанный на свидетельствах двух заключенных-полячек, которых освободили после смерти Сталина, описывает поведение Ольги в Потьме. Они считали Ольгу женой Бориса Пастернака. В отчете говорится: «Ивинская произвела на них впечатление[319]
своим несгибаемым патриотизмом и удивила импровизированными литературными чтениями для интеллектуалов в лагере в нерабочие часы, во время которых обычно читала стихи Пастернака».Когда распространилась новость о том, что некоторым узникам ГУЛАГа после смерти Сталина дадут амнистию, Борис надеялся, что Ольгу освободят. Он сразу послал ей очередную открытку от «мамы»:
«Олюша, доченька моя, родная моя! Как близко, после обнародованного указа, окончание этого долгого, страшного периода! Какое счастье, что мы дожили до часа, когда он остался за плечами! Ты будешь здесь с детьми и с нами, и жизнь широкою дорогою опять будет лежать перед тобой. Вот главное, о чем хочется говорить, чему радоваться. Остальное так несущественно! Твой бедный Б. Л. был очень болен, – я тебе уже об этом писала. Осенью в октябре у него был инфаркт сердца, и он около 3-х месяцев пролежал в больнице. Потом 2 месяца прожил в санатории. Сейчас более, чем когда-либо, полон он единственною мыслью: дописать до конца свой роман, чтобы, в случае непредвиденности, не оставлять ничего недоделанного. Сейчас мы виделись с ним на Чистых прудах. Он в первый раз после долгого перерыва видел Ирочку. Она очень выросла и похорошела».