Ларин Петр и фабрика волшебства

Но Ларин ошибся. Сверху стремительно опускался огромный остро отточенный нож, похожий на маятник часов. Этот маятник был метра три в диаметре, на прочной цепи. Призраки шарахались от ножа, пытаясь спрятаться. Некоторым это удавалось, а другим не везло. Сверкающий диск отсекал руки, головы, а затем взмывал вверх, чтобы снова опуститься.

«С его помощью можно выбраться наверх, — рассуждал Пётр. — Но как? Края ножа острые как бритва, за них не уцепишься — отрежешь пальцы. Но ведь мои сверстники, ученики школы, умеют примагничивать к себе ключи, утюги, металлические линейки. Неужели я не смогу примагнититься к этому диску? Если не смогу, то уже не выберусь отсюда.

«Если очень нужно, то можно», — вспомнил он слова мамы.

Когда сверкающий диск, со свистом разрезая воздух, упал в очередной раз, Ларин прыгнул к нему, но, вместо того чтобы примагнититься, легко прошёл сквозь металл и упал на каменный пол, ударив лоб.

«Вот невезуха! — Пётр сидел и тёр ушибленное место. — Здесь надо как-то иначе действовать. Может быть, к нему следует подходить тихо?»

Цепь заскрежетала, и маятник стал быстро подниматься.

— Ничего, — прошептал Ларин, — сейчас ты снова упадёшь.

На ботинке Петра развязался шнурок.

«Может, это я из-за него упал, когда прошёл сквозь маятник?» — подумал мальчик.

Он сел и принялся старательно завязывать мокрый неподатливый шнурок.

Нет ничего хуже, чем ждать. Это известно всем — и взрослым, и детям, и юным волшебникам, и самым обыкновенным ребятам. Пётр уже достал фонарик, как вдруг услышал знакомый хруст и скрежет металла. Он успел отскочить, круглый нож опустился и закачался. Ларин закрыл глаза и стал приближаться спиной к маятнику, не обращая внимания на обрубки признаков. Он понимал: чем больше плоскость соприкосновения, тем лучше примагнитишься. Пётр раскинул руки и стал к маятнику спиной, думая лишь о том, что ему очень нужно приклеиться к металлу. Прежде чем маятник взмыл вверх, мальчик почувствовал, что его ноги болтаются в воздухе.

Пётр вспомнил, как когда-то в детстве зимой на балконе он прикоснулся языком к жестяной водосточной трубе. Язык приклеился так крепко, что он не знал, как его оторвать. Кусочки кожи остались на трубе.

«Сейчас главное — взлететь и соскочить, а то так и буду болтаться в этом дурацком колодце и падать на призраков», — мысленно сказал себе Ларин.

Цепь накрутилась на барабан, маятник висел, а на нём висел мальчик и не мог оторваться.

«Да что это такое? — разозлился он на себя. — Наверное, это происходит потому, что я все свои мысли сконцентрировал на том, чтобы удержаться на ноже, а надо подумать о каких-нибудь пустяках. Например, вспомнить Кристину Дроздову с её глупыми песнями и дёрганьями».

Нож уже начал опускаться, и Ларин едва успел схватиться отклеившимися руками за толстую балку.

Там, куда он попал, было гораздо светлее, горели факелы, прикреплённые к стенам, слышались стоны и крики.

«Где же я?» — подумал мальчик, опасливо оглядываясь по сторонам и продвигаясь к стене. Некоторые факелы чадили, дым клубился над ними. Но он не был таким вонючим, как воздух в первом подземелье.

«В каком я времени? На сколько столетий назад в прошлое попал? И механизмов сейчас таких уже нет. Аппарат, поднимавший нож… такие механизмы были, наверное, лет двести-триста назад», — рассуждал Ларин.

Пётр двигался в том направлении, откуда слышались голоса, стоны и крики. Через пару минут он оказался во владениях палача. На голове палача была тёмная маска с прорезями для глаз. Широкий кожаный пояс, толстые кожаные рукавицы. Палач был не один, с двумя помощниками, бритоголовыми, по пояс голыми. На стенах и на столах были разложены приспособления и инструменты: всевозможные щипцы, свёрла, тиски, топоры, пилы, сабли, ножи с маленькими и огромными лезвиями. На стенах висели ржавые цепи и кандалы, в печи полыхало и гудело пламя.

«Наверное, они собираются кого-то пытать», — подумал мальчик, глядя, как один из помощников палача берёт связку ключей на огромном кольце и открывает дверь, из-за которой и слышались стоны и крики.

На Ларина никто не обращал внимания, словно его и не существовало. Он подошёл, потрогал щипцы, проверил, остро ли заточен топор. Топор был заточен, как бритва, на пальцах даже выступила капелька крови, и Ларин её слизнул.

«Кого же они будут пытать?» — недоумевал он.

Ждать пришлось недолго. Помощник вывел молодого парня, ноги и руки которого были скованы цепями. Парень пытался вырваться, но слишком неравными были силы.

— Ты украл у боярина лошадь, — глухо прозвучал голос палача, — и поэтому твоя голова должна быть отрублена.

— Я не крал лошадь! Это был мой конь! — выкрикнул парень. — Я сам его вырастил, а боярин забрал у меня, отнял.

— Ничего не знаю, — спокойно сказал палач, — у меня есть приказ отрубить тебе голову.