Ларин Петр и фабрика волшебства

Светлана Катионовна подошла к мальчику, сжала виски ладонями.

— Так лучше? — спросила она.

— Да, — сказал Ларин. — А что вы сделали?

— Я отдала тебе немного своей энергии, поделилась.

— Спасибо, — сказал мальчик, пробуя сосредоточиться на упражнениях, которым его обучали, — я сам знаю, как трудно достаётся энергия.

В дверь кабинета постучали. На пороге возник Артём Шубин с мрачным лицом.

— Светлана Катионовна, извините, — сказал Шубин, — я по поручению директора.

— Говори.

— Людмила Афанасьевна желает видеть Ларина Петра.

— Но у меня ещё не закончился урок.

— Она сказала немедленно.

Пётр пожал плечами. Когда он вышел, Артём стоял за дверью.

— Ну вот и твоя очередь пришла. Позавчера меня с Морозовым, вчера Се-мернёва с Мамонтовым. Из наших остались только вы с Сонькой.

По словам ребят, посетивших кабинет Людмилы Афанасьевны Шмель, ничего особенного не происходило. Тихим металлическим голосом она задавала вопросы, желая получше узнать учеников.

— Иди, она ждёт.

Ларин поплёлся к кабинету директрисы, постучал. Вошёл. Кабинет без Ильи Даниловича выглядел странно. На стенах висели невесть откуда взявшиеся дурацкие картины, в углу справа от двери стояла виолончель. Инструмент напоминал школьника, которого поставили в угол за плохое поведение.

Директриса была не одна. В противоположном углу сидела Изольда Германовна.

— Здравствуйте, — сказал Ларин, обращаясь к обеим.

Англичанка кивнула, а директриса металлическим голосом произнесла:

— Проходи, проходи, наш Ларин Пётр. Присаживайся.

— Я постою, — сказал мальчик.

— Нет, присаживайся.

Мальчик сел.

— Как у него успехи в иностранных языках? — не оборачиваясь к Изольде Германовне, спросила директриса.

— Вначале было не очень, но сейчас неплохо.

— Тебе нравится учиться в этой школе?

Пётр подумал: «Сейчас мне в ней не нравится, а вот когда был старый директор, нравилось, даже очень».

Но говорить этого не стал, лишь пожал плечами, этим движением давая понять, что не знает, как ответить поточнее.

— Так ты считаешь, что, когда школой руководил Преображенский, всё здесь было лучше?

Ларин мгновенно понял: Шмель читает его мысли, буравя близорукими глазами, как двумя свёрлами.

Он сообразил: «Ах, ты так! Тогда посмотрим, кто кого. Когда человек говорит быстро, то понять его бывает чрезвычайно трудно». И Ларин решил: «Я буду думать так быстро, что ты не сумеешь прочесть мои мысли».

Что-что, а думать быстро он умел.

Директриса вздрогнула, сняла очки, принялась рассматривать стёкла, словно они были всему виной.

— Так что ты говоришь о Преображенском?

— Я ничего не говорю. Это вы, наверное, у меня что-то хотели спросить.

Людмила Афанасьевна опустила глаза. Она не понимала, что происходит. Она видела внутренним взором то, что мальчик думает, но мысли вертелись так быстро, словно осы в бутылке. Сосчитать их, прочесть было невозможно.

Шмель водрузила на свой острый нос тяжёлые очки.

— Я вот здесь посмотрела журнал успеваемости. Ты хороший ученик.

Ещё полчаса звучали самые разнообразные вопросы. Ларин отвечал, стараясь не впускать её в свои мысли, чем окончательно утомил новую директрису.

Она сказала:

— Всё, Ларин, ты свободен. До встречи.

Уже в коридоре он понял, до какой степени его измотал разговор в директорском кабинете.

Когда за Лариным закрылась дверь, Изольда Германовна открыла окно пошире.

— Ты меня окончательно заморозить хочешь, — пробурчала Людмила Афанасьевна.

— Потерпи немного.

— У меня голова от Ларина кружится. Мальчик не простой. Он сумел сделать так, что я запуталась в его мыслях, теперь у самой в голове полный кавардак.

— Я тебя сразу предупреждала: от него нужно избавляться, и как можно скорее.

— Нет, Изольда, ребёнок нам нужен.

Мало того что у него феноменальные способности, он ещё очень быстро обучается. Ты же сама сказала, что вначале познания в языках были не очень…

— Да-да, отрицать не стану. Но сможем ли мы сделать его из соперника союзником?

— А почему ты считаешь, что он наш соперник?

— Пока он не наш союзник, он соперник, — убеждённо произнесла Изольда Германовна.

Пётр пришёл в столовую, когда все уже заканчивали ужинать. Он подошёл и сел рядом с Софьей.

— Знаешь, что я тебе скажу, Туманова?

Софья перестала жевать и опустила вилку.

— Я знаю, кому подчиняются эрд-маны.

— Ну и?.. — с набитым ртом промычала она.

Ларин наклонился и прошептал:

— Директрисе.

— Ты откуда знаешь?

— Я не так давно был у неё. А тебя она ещё не вызывала?

— Нет.

— Так вот, когда пойдёшь к ней, учти: она читает мысли. Либо очень быстро думай, чтобы она не успела их прочитать, либо думай то, что она желает услышать.

— Спасибо, Пётр, — ответила Соня, — совет ценный, я им воспользуюсь.

Если бы у них была возможность выйти на улицу, то они непременно бы ею воспользовались. Но запрет Людмилы Афанасьевны был ещё строже, чем распоряжение бывшего директора. Сейчас на улицу вообще не выпускали, только прогулка, как у заключённых, за час перед сном. Дети ходили по спортивной площадке, а два охранника и кто-нибудь из дежуривших педагогов присматривали за ними.