У Петра от неожиданности дух захватило. Сейчас ему предстоит выйти за сцену, пусть и стараясь держаться в тени за рослым Ильёй и бэк-вокалистом, и с ходу играть композиции, которыми заслушивались в конце семидесятых. О, Пётр мог бы много порассказать о музыке семидесятых. Больше, во всяком случае, чем сам Сафронов, знакомый с «Deep Purple» по многократно переписываемым некачественным бобинным записям.
— Не вопрос, поиграем, — многозначительно ответил Пётр.
…Обязательные сладкие баллады оказались Ларину Петру вполне по плечу. Музыканты из группы Ильи Сафронова удивлённо переглядывались друг с другом, когда Пётр уверенно вступал с гитарной партией.
Когда закончился быстрый танец, Пётр незаметно дёрнул Илью за рукав. Он успел посвятить его в тайну своего предприятия относительно необходимости заставить Эльзу Капитанову потанцевать со своим спасителем. Илья объявил в микрофон:
— Сейчас будет песня для моих друзей, для Эльзы Капитановой и Георгия Спасакукоцкого. Сейчас Георгий пригласит Эльзу и все юноши пригласят своих девушек.
Пётр увидел, как негодующе поджала губы та самая «завучиха». Такая раскованность учителями ещё не признавалась. Он увидел, как залился краской Спасакукоцкий, даже пот выступил у него на лбу. Он увидел, как недоумевающе распахнули глаза девчонки. Спасакукоцкий двинулся к Эльзе. Та, польщённая тем, что снова оказалась в центре внимания, и уже утешившаяся после недавнего происшествия, царственно сделала шаг к нему и так же царственно опустила руки ему на плечи.
Пары стали медленно двигаться в танце под звуки хрустальной баллады «Вторая радуга». Пётр, вытянув шею, смотрел в зал. Георгий и Эльза танцевали, но как-то на очень почтительном расстоянии друг от друга. Лёд ещё не тронулся между ними, Эльза пока с удивлением привыкала к новому знакомству, а Спасакукоцкий никак не мог преодолеть своей скованности и не решался повести себя более напористо, несмотря на благоприятную ситуацию. Пётр понимал, что положение вещей по-прежнему остаётся критическим. Внезапная тоска охватила его. Он вдруг почувствовал, как что-то рушится в нём самом, никогда прежде не охватывали его такие надломленность и бессилие. Пётр понял: сейчас переписывалось и его будущее, более того, под угрозой начинало оказываться его собственное существование. Страшная догадка вдруг пронзила его: он вспомнил, как отец рассказывал ему, что они с мамой решили пожениться не где-нибудь, а в гостях у дяди с тётей, когда те отправились к морю в свадебное путешествие, а отец Петра притащился к ним в гости со своей подружкой. Пётр ещё раз вызвал перед собой фотографию, превратив в неё на этот раз листочек с аккордами, которые на всякий случай пометил для него Илья Сафронов. Он увидел, что его собственное изображение начинает расплываться, тускнеть. И у тёти Эльзы и дяди Жоржа на фотографии становятся совсем другие лица — отсутствующие, неживые. Кажется, будто эти двое случайно оказались рядом на бессодержательном фотоснимке.
— Георгий, ты умеешь целоваться? — игриво спросила Эльза.
Спасакукоцкий замялся:
— Ну, не знаю…
Пока он краснел и мямлил, какой-то более смелый парень оттёр Спасакукоцкого в сторону и стал уводить в танце Эльзу. Пётр почувствовал, как его руки немеют. Всё его тело отказывалось ему повиноваться.
Озабоченный тем, что гитара почти умолкла и перешла на обрывочные невнятные переборы, Илья оглянулся. Пётр почувствовал, как руки сводит судорогой. Он едва не потерял сознание, из последних сил вглядываясь в беспомощную и уже одинокую фигурку Спасакукоцкого и удаляющуюся от него с другим партнёром Эльзу.
— Малой, что с тобой? — Илья шагнул в его сторону.
— Я не могу играть, — прошептал Пётр.
Он не видел, но ощущал всем своим существом, как блёкнет, тускнеет на снимке его собственное изображение.
— Дядя! — закричал он изо вех сил.
У него всё плыло перед глазами, но он успел увидеть, как Спасакукоцкий вдруг решительно вскидывает голову, подходит к будущей супруге и отталкивает нахала.
В следующую секунду Ларин Пётр почувствовал себя лучше, он с шумом втянул в себя воздух и увидел, как, кружась, пара отступает в тень. Спасакукоцкий и Эльза почти исчезли в полумраке, свет выхватывал только светлое платье. Но Петру не нужно было даже напряжённо щуриться, чтобы увидеть, что там происходит. Губы Спасакукоцкого и Эльзы сливались в поцелуе.
Когда «Вторая радуга» была закончена, Пётр отбежал за кулисы и снова взял в руки скомканный листочек с аккордами. На глянцевой картинке, которую он вслед за этим ощутил в руках, снова всё было в порядке. Александр улыбался своей застывшей дурацкой улыбкой, хмурилась вечно недовольная Гражина, восторженно-кукольно улыбалась тётя Эльза, заискивающе-застенчиво — дядя Жорж, и сам он, Пётр Ларин, спокойно и сосредоточенно смотрел в объектив.
…Вспотевшие старшеклассники аплодисментами благодарили музыкантов.
— Обалденно, малой, правда, обалденно! — Илья Сафронов лучился самодовольством. — Сейчас я одну свою штуку им задвину, ты хотя бы фон создавай.
Пётр покачал головой:
— Нет, всё, мне… пора.