Ларин Петр и волшебное зеркало

…Пётр шумно перевёл дыхание и утёр рукавом рубашки мокрое от слёз лицо. Он только теперь заметил, что плачет, но ему не было стыдно. Он узнал этого одинокого бойца. Похоже, Пётр только что видел последний бой своего пропавшего без вести дяди Иллариона — тот самый бой, из которого он не вернулся. Ни живым не вернулся, ни мёртвым… В письме, которое прислали из части, так и было написано: «пропал без вести». Карина-Скарлатина немного поплакала для виду, а потом сказала, что пропасть без вести — это всё равно что умереть. Погиб человек, а тело не нашли, вот и пишут — пропал, дескать, без вести… Пётр ей тогда не поверил. Он вообще не верил тётке — ни в чём не верил, никогда, так с какой стати должен был поверить сейчас? Он сказал, что это неправда, что дядя жив, а Скарлатина ответила, что он уже большой мальчик и не должен выдавать желаемое за действительное. А Пётр ей ответил, что это она выдаёт желаемое за действительное, и тогда Скарлатина закатила ему пощёчину. Ладонь у неё была узкая, с длинными тонкими пальцами, с острыми ярко-красными ногтями. Она оказалась холодной и неожиданно жёсткой, прямо как ракетка для настольного тенниса — сверху, тонкий слой упругой резины, а под резиной твёрдая слоёная фанера. И вот этой своей наманикюрен-ной ракеткой тётка залепила Петру звонкую оплеуху — первую настоящую оплеуху в его жизни. Пётр до сих пор не понимал, как он тогда не превратил Скарлатину в какую-нибудь жабу. Вообще-то, проделывать такие вещи он пока не умел, но в тот раз этот фокус у него запросто мог получиться — уж очень он разозлился. И что, спрашивается, спасло Карину-Скарлатину от жизни в каком-нибудь болоте? Да всё оно же, Дисциплинарное Уложение Практикующих Магов, где чёрным по белому говорится, что практикующий маг ни в коем случае не должен причинять вред ни одному живому существу…

Пётр тряхнул головой, прогоняя неприятные воспоминания. Что же он всё-таки видел? Неужели это было на самом деле? Или это всего лишь плод его мальчишеской фантазии? Может быть, он и вправду выдаёт желаемое за действительное?

— Ну и пусть, — пробормотал он, ударив кулаком по подушке. — Ну и хорошо! А что такое волшебство? Волшебство, если разобраться, это сплошное превращение желаемого в действительное.

Как бы то ни было, странное видение неожиданно успокоило его, и он начал размышлять, как на экзамене. Что ему было нужно? Выбраться из запертой Большим Ключом комнаты. Что для этого требовалось? Требовалось всего ничего — отпереть дверь всё тем же Большим Ключом. Достать Ключ, сидя взаперти, Пётр не мог; значит, он нуждался в помощи извне.

Он почувствовал, что зашёл в тупик. Звать на помощь было некого. Валерка с радостью согласился бы ему помочь, но он был слишком неуклюж и непременно попался бы при попытке выкрасть Большой Ключ из специального шкафчика в учительской, где тот хранился. С этой задачей отлично справилась бы Машка, но она была шкодой, а во всех помещениях школы, кроме спален и коридоров, недавно установили специальную противо-шкодную сигнализацию, так что Машкина попытка проникнуть в учительскую непременно закончилась бы жутким тарарамом. Впутывать в эту нехорошую историю кого-то ещё Петру решительно не хотелось. Он сам заварил эту кашу и сам должен был её расхлебать — всю, до последней ложки.

Он покосился на пергаментный свиток, всё так же лежавший поверх раскрытого на середине пухлого тома Дисциплинарного Уложения. Это был обыкновенный кусок свёрнутого в трубку грязного пергамента, но от него по изолятору расходились невидимые волны нетерпения и тревоги. С того момента, как Пётр получил послание, прошло уже полчаса, а он всё ещё не придумал, как выбраться из заточения. В самом деле, как?! «Если ты умный, то сумеешь найти дорогу» — кажется, так было сказано в послании. Что и говорить, ценный совет!

Осенённый внезапной идеей, Пётр вскочил с кровати, побежал в ванную и потрогал зеркало. Зеркало было как зеркало — обыкновенный кусок стекла, гладкий и прохладный. Пальцы скользили по нему, даже не думая проходить насквозь. Даже если пергаментный свиток появился оттуда, то для Петра этот путь явно был закрыт.

Пётр отдёрнул пластиковую занавеску и попробовал просунуть палец в сток ванны. Ему ещё ни разу не доводилось путешествовать по канализационным трубам, но он читал, что это возможно. Увы, погрузившись в сток до половины, палец наткнулся на невидимую преграду и пробкой выскочил наружу. Вместе с пальцем из стока выбежал давешний паучок — тоже оказался взаперти, бедняга…

И тут Пётр кое-что вспомнил. Это был рискованный шаг, но он чувствовал, что другого выхода нет. Или это, или ждать утра, а утром будет поздно…

Он вдруг понял, что утром действительно будет безнадёжно, окончательно поздно. Он не знал, откуда у него такая уверенность, но опредёленно чувствовал, что утром, ровно в девять тридцать, к воротам школы подкатит на своём чёрном лакированном «Ягуаре» Карина-Скарлатина, и ни о какой прогулке к пруду даже речи не будет — ни за что не пустит, ни под каким предлогом! Не драться же с ней, в самом-то деле…