Лариса

— Однако что, неживые…

— Да будет вам! — оборвала их Дарья и напряженно застыла. Слушала звук, боясь потерять его.

Он исчезал.

Тогда встала, будто толкнуло что, и пошла к двери.

— Я с тобой, — вцепился в руку Коляня.

Улицы деревни.

В раскрытую дверь, как из разверстой пустоты, понесло туман.

Дарья вступила в него и пошла на звук…

…Сначала робко, но с каждым шагом легче и освобожден ней. Звук ускользал, терялся, снова налетал.

Коляня сперва жался к ней, потом осмелел, потянул Дарью быстрее, заторопил. Вдруг дернул за руку.

Тема острова.

…Из тумана, как сквозь пелену, проступало темное пятно. Оно росло, приближалось, стало обретать очертания.

Листвень.

— Гляди! — прошептал Коляня.

Листвень!

Дарья сразу узнала его.

Знакомо шелестел могучими ветвями. Сквозь пелену казался невредимым, вечным, живым.

У Дарьи перехватило дыхание. Вот оно что… Покуда он для меня живой, значит, и я жива…

Пораженная, она вбирала в себя нахлынувшее на нее новое чувство, новое знание… Не-ет, это не кладбищенская истина, что нашептывали ей мертвые. То, что открылось ей, включало и их память, и то лучшее, от чего трепетало ее сердце смолоду, и то неизведанное, что сейчас, в этот миг, вошло в нее и наполнило великой радостью… Господи, нет конца обновлению, и каждый жив своей жизнью, и каждый по-своему ее творит и благословен тем будет и вечен! Она прожила свою жизнь, чего ж роптать на детей? Пусть и они живут свою. Только бы помнили, откуда они, — только бы…

…Откуда-то, будто споднизу, донесся слабый, едва угадывающий шум мотора.

Коляня инстинктивно прижался к ней.

— Вот и ладно, — вздохнула Дарья. — Это за тобой… Иди, зови всех.

— А ты?

— Куда я денусь? Здесь я буду… Иди…

— Я боюсь.

— У тебя че в руках-то?

— А-а, — догадался Коляня и засвистел.

Коляня уходил, и тонкая свирель прокладывала ему дорогу.

Напоследок он все ж оглянулся.

А Дарья была благодарна ему.

Не забыл, — значит, помнит.

Она удалялась от него, в пелене тумана сливаясь с деревом, пока не растворилась в его очертаниях совсем.

Катер.

…Кинулся к борту, будто толкнул кто:

— Ма-ать!.. Ма-а-ать!..

Тема острова.

И тогда из бездонной мглы долетел к нему звук. Бесхитростный, щемяще знакомый.

Катер.

Он замер и тотчас узнал его. Звук свирели вошел в него, ударил в сердце, растаял, исчез.

Павел ждал. Впился взглядом, до рези в глазах.

Тема острова.

И когда сквозь туман и воду, сквозь надвигающееся темное пятно донесся звук…

Катер.

…стал на корму, рывком оттолкнулся и кинулся вплавь на его зов.

Берег Ангары.

Плыл долго…

С каждым взмахом звук приближался. Вот он, рядом, совсем близко, рукой протяни.

— …Ма-ать!..

Листвень.

Сквозь туман медленно проступало лицо матери. Ее волосы освещались первыми лучами солнца.

— …Ма-а-а!..

Губы ее тронула слабая улыбка. До нее долетел долгожданный зов сына.

Конец

СТАТЬИ

Армен Медведев Другие и Надежда Петрухина

Хорошо бы, возвращаясь к давним фильмам, выверять свои воспоминания по особым хронологическим таблицам… Что было рядом: другие фильмы, книги, спектакли, факты политической и общественной жизни? Что в нашем духовном обиходе отмирало, что нарождалось, что определяло порог и горизонт нашего сознания, диапазон нашего чувствования?

Впрочем, я не стану убеждать тех, кто противится подобной «сальерианской» препарации памяти. Сам готов бы довериться хаосу прошлых ощущений, то элегически неясных, то обжигающе ярких.

И все же… И все же… Когда я думаю о фильме Ларисы Шепитько «Крылья», то не могу вполне совместить трагическую графику впечатления, отложившегося без малого двадцать лет назад, с тем богатством неожиданных интонаций и полутонов, которыми «задышал» фильм на просмотре недавнем.