Ларк-Райз

Песни и певцы давно исчезли, их место занял радиоприемник, который громко транслирует эстраду и джаз или культурным тоном информирует публику о том, что происходит в Китае и Испании. Ребятишки уже не подслушивают под дверью. Да и подслушивать некому: из тридцати – сорока детей, насчитывавшихся в деревне в те дни, осталось примерно полдюжины, и теперь, к счастью, дома у них есть и книжки, и радио, и хороший камин. Но человеку старшего поколения чудится, будто из-за двери трактира до сих пор доносится слабое эхо тех песен. На взгляд нашего современника, их исполнители были невообразимо грубы, невежественны и бедны; но эти люди заслуживают того, чтобы о них помнили, ибо они обладали утраченным ныне умением довольствоваться малым.

V. Старожилы

В деревне было три различных типа коттеджей: дома пожилых супружеских пар, живущих в достатке, дома семей с увеличивающимся потомством и несколько новых, недавно построенных жилищ. У стариков, оказавшихся в неблагополучных обстоятельствах, вообще не было своего дома, ведь как только они уходили на покой, то были вынуждены либо поступать в работный дом, либо искать пристанище в и без того перенаселенных коттеджах своих детей. Одного из родителей еще можно было как-то пристроить, но никак не обоих, поэтому кто-то из детей брал к себе мать, а кто-то отца, но ведь тогда, как тут любили повторять, приходилось иметь дело с тещами, тестями и свекрами. Часто можно было слышать, как люди в преклонных летах выражают надежду, что Господь приберет их раньше, чем они уйдут на покой и сделаются обузой для родных.

Но самыми благоустроенными в деревне были коттеджи обеспеченных стариков, и в число самых привлекательных входил так называемый дом старой Салли. Его никогда не называли домом старого Дика, хотя можно было в любое время дня видеть, как Дик, муж Салли, копает, рыхлит, поливает и обихаживает свой сад, сделавшийся такой же частью ландшафта, как и его пчельник.

Дик, маленький, сухонький, морщинистый старичок с тощими ногами, всегда носил длинную, закатанную до талии рубаху и штаны на подтяжках. Салли была высокая и крупная, не толстая, но массивная; ее большое лучезарно-добродушное лицо с отчетливо обозначенными усиками и тугими угольно-черными кудряшками над ушами окаймлял белый оборчатый чепец; хотя Салли до сих пор оставалась сильной и энергичной, ей было уже за восемьдесят и она хранила верность фасонам своей юности.

Главой семьи была Салли. Если к Дику обращались с просьбой решить какой-нибудь вопрос, он нервно дергался в сторону и бормотал: «Я только загляну в дом и выясню, что думает об этом Салли» или: «Все зависит от того, что скажет Салли». Дом принадлежал ей, и кошелек она носила при себе; но Дик охотно подчинялся жене и был доволен ее первенством. Оно избавляло его от лишних раздумий и давало возможность уделять все свое время и внимание садовым посадкам.

Дом старой Салли представлял собой длинный, приземистый, крытый соломой коттедж с ромбовидными стеклами в окнах, посверкивавшими из-под карниза, и деревянным крылечком, утопавшим в жимолости. Если не считать трактира, это была самая большая постройка в Ларк-Райзе; одна из двух комнат на нижнем этаже служила чем-то вроде кухни-кладовки, где в одном конце размещались кастрюли, сковородки и большой красный глиняный сосуд для воды, а в другом – мешки с картофелем и разложенные для сушки горох и бобы. Яблоки хранились на решетках под потолком, внизу были развешены связки трав. В углу стоял большой сусловарочный котел, в котором Салли до сих пор раз в квартал варила пиво из хорошего солода и хмеля.

Запах приготовленного пива витал в помещении до следующей варки и смешивался с запахами яблок, лука, сушеного тимьяна и шалфея, составляя тот самый аромат, который врезался в память с детства и на всю жизнь, так что даже слабое благоухание любых двух его компонентов в любом уголке мира вызывало мгновенный отклик, благодарное потягивание носом и мысленный возглас: «Как в доме старой Салли!»

Дальняя комната, называемая «покоем», была уютнейшей в мире гостиной, со стенами двухфутовой толщины, наружными ставнями, закрываемыми на ночь, тряпичными ковриками, красными занавесками и пуховыми подушками. Обстановку ее составляли добротный дубовый раздвижной стол, буфет с оловянной утварью и расписными бело-синими блюдами, а также напольные часы, которые показывали не только время, но и день недели, а некогда – даже фазы луны; впрочем, эта часть механизма вышла из строя, и из окошечка, в котором должны были чередоваться четыре четверти, ныне таращился лишь округлый полный лик с нарисованными глазами, носом и ртом. У самих же часов был столь точный ход, что по ним сверялась половина деревни. Другая половина предпочитала ориентироваться на гудок пивоварни, находившейся в рыночном городке, который долетал до деревни, когда ветер дул в нужном направлении. Таким образом, в Ларк-Райзе было два разных времени, и люди, спрашивая, который час, уточняли: «Это по гудку или по часам старой Салли?»