Ларк-Райз

Однако не у всех имелась возможность заниматься наведением лоска, столь естественным для Лориной матери. Беременность, кормление грудью и постоянные денежные затруднения неизбежно лишали многих женщин силы и энергии. Если принять в расчет эти препоны, а также неблагоустроенность и перенаселенность коттеджей, общий уровень чистоплотности поражает воображение.

Почта доставлялась один раз в день, и ближе к десяти часам женщины, выбивавшие циновки, начинали поглядывать на дорожку, которая вела к наделам, высматривая «старого почтаря». Иногда в Ларк-Райз приходило сразу два или даже три письма; чаще ни одного; но редкая женщина не ждала почтальона с надеждой. Эта жажда писем называлась «тоской».

– Нет, я ничего не жду, но так тоскую, – говорила одна женщина другой, наблюдая, как старый почтальон медленно преодолевает перелаз в стене между наделами. В дождливые дни он держал в руке старый зеленый зонт со спицами из китового уса, и под его огромным куполом, казалось, продвигался вперед не быстрее переросшего гриба. Но в конце концов добирался до деревни и, как правило, проходил мимо того места, где его уже сторожили.

– Нет, для вас ничего, миссис Пэриш, – кричал он. – Ваша Энни писала вам только на прошлой неделе. Делать ей больше нечего, кроме как сидеть сиднем и строчить послания домой.

Или манил рукой какую-нибудь женщину, чтобы она подошла, потому что сам не собирался делать ни шагом больше, чем ему полагалось:

– Вам письмо, миссис Ноулз, и, бог ты мой, до чего ж тоненькое! Не очень-то у нее сейчас много времени, чтобы писать матери. Молодому Чеду Габбинсу я принес от нее пухлый конверт.

И, обязательно отпустив какую-нибудь колкость, он шел дальше, угрюмый, сердитый старик, которого, кажется, возмущала необходимость обслуживать столь незначительных людей. Он трудился почтальоном сорок лет и за это время преодолел невероятное количество миль, пускаясь в путь в любую погоду, так что, возможно, в его сварливости были повинны плоскостопие и ревматические конечности; однако вся деревня ликовала, когда этого ветерана наконец отправили на пенсию и его место в Ларк-Райзе занял толковый, предупредительный молодой почтальон.

Как ни радовались женщины письмам от своих дочерей, наибольшее волнение вызывали изредка присылаемые посылки с одеждой. Как только посылку вносили в дом, соседи, видевшие, как старый почтарь доставил ее по адресу, якобы случайно заглядывали к счастливице и оставались, чтобы полюбоваться содержимым, а иногда и покритиковать его.

Все женщины, кроме пожилых, носивших то, к чему они привыкли, и довольствовавшихся этим, были очень разборчивы по части одежды. Для повседневной носки годились любые вещи, лишь бы они были чистыми, целыми и их можно было прикрыть приличным белым фартуком; а вот «лучшее воскресное платье» и впрямь должно было быть лучшим. «Лучше умереть, чем быть немодной», – гласила местная поговорка. Чтобы шляпку или пальто из посылки оценили по достоинству, они обязаны были соответствовать моде, а в Ларк-Райзе мода была своя, на год-два отстававшая от внешнего мира и строго ограниченная по части фасонов и расцветок.

Одежда дочери или другой родственницы, разумеется, принималась с признательностью, ведь ее, как правило, в деревне уже видели и восхищались ею, когда девушка приезжала домой погостить и тем самым помогала устанавливать эталоны того, что сейчас носят. Вещи, отданные хозяйками, женщинам Ларк-Райза были незнакомы и обычно немного опережали местную моду, поэтому их нередко отказывались носить, считая «странноватыми», и перешивали для детей; хотя год-два спустя, когда эта мода доходила до деревни, часто жалели, что не приберегли их для себя. Помимо того, существовали предубеждения насчет определенных цветов. Красное платье? Такие носят только бесстыжие распутницы. А зеленое непременно навлечет на любую, которая его наденет, несчастье! На зеленый цвет в деревне было наложено абсолютное табу; никто не надевал зеленое платье, не перекрасив его предварительно в темно-синий или коричневый цвет. Желтый наряду с красным считался нескромным; но в восьмидесятые годы желтые наряды повсюду были редкостью. В целом, женщины Ларк-Райза предпочитали темные или нейтральные тона; правда, имелось одно исключение: никто никогда не возражал против голубого. Больше всего любили синие и небесно-голубые оттенки, очень кричащие и резкие.

Гораздо приятнее были набивные расцветки платьев горничных – сиреневые, розовые или светло-коричневые с белыми узорами, – которые перешивали для маленьких девочек, чтобы те надевали их на Майский праздник и все лето ходили в них в церковь.

Для матерей фасон был даже важнее расцветки. Если в моде были широкие рукава, они предпочитали непомерно широкие; если узкие – то им нравились совсем тесные. Юбки в те дни носили одной длины; они должны были касаться земли. Но их отделывали то рюшами, то воланами или же собирали сзади, и женщины целые дни напролет перешивали отделку и переделывали сборки в складки или наоборот.