Ларк-Райз

Но ее минутки всегда превращались в часы, пока наконец утомленная хозяйка не произносила: «Простите, я собиралась за водой к колодцу», или: «Чуть не забыла, мне надо принести капусту с огорода», и даже тогда оставался шанс, что миссис Маллинс настоит на том, чтобы ее сопровождать, останавливаясь по дороге каждые несколько ярдов.

Бедняжка миссис Маллинс! Дети ее уже разъехались, и дом, должно быть, казался ей невыносимо пустым, но, не обладая собственными духовными ресурсами и страстно желая слышать собственный голос, женщина была вынуждена отправляться на поиски компании. С нею никто не хотел общаться, ведь она не могла сообщить ничего интересного, но притом так сыпала словами, что не давала собеседнице возможности принять участие в разговоре. Миссис Маллинс была наихудшей из зануд – занудой докучливой, и при виде ее ключа и маленького черного платка самая приятная компания сплетниц тотчас разбегалась.

Еще болтливее была миссис Эндрюс; но, хотя большинство женщин на словах возражали против ее визитов, пока она находилась у них в гостях, они не поглядывали каждые две минуты на часы и не придумывали себе дел, чтобы избавиться от нее. Подобно миссис Маллинс, миссис Эндрюс уже вырастила детей и потому располагала неограниченным досугом; но, в отличие от первой, у нее в запасе всегда имелись интересные истории. Если со дня ее последнего визита в деревне ничего не успевало произойти, она была вполне способна что-нибудь выдумать. Чаще всего миссис Эндрюс брала какой-нибудь случайный, незначительный факт, раздувала его до невообразимых размеров, ловко обставляя многочисленными подробностями, и, готовый к запуску в эфир деревушки, представляла своей слушательнице. Так, она наблюдала за бельевой веревкой какой-нибудь будущей матери, и если в положенное, на ее взгляд, время на веревке не появлялось ни одной детской вещицы, делался вывод: «Этой миссис Рен осталось ходить всего месяц, а она еще ни единого стежочка не сделала». Если миссис Эндрюс видела хорошо одетого незнакомца, заходящего в один из коттеджей, она уже «наверняка знала», что это судебный пристав, принесший повестку из суда графства, или посланец, явившийся сообщить родителям, что «их Джим», работавший в дальних краях, влип в неприятности и привлек к себе внимание полиции из-за каких-то денег. Она оценивала фигуру каждой девушки, приехавшей домой погостить на праздники, и большинство из них казались ей беременными. В этих случаях сплетница из осторожности прибавляла «как будто» и «похоже», поскольку понимала, что в девяноста девяти случаях из ста время докажет беспочвенность ее подозрений.

Иногда миссис Эндрюс расширяла свои горизонты и рассказывала о том, что творится в высшем обществе. Она «наверняка знала», что тогдашний принц Уэльский подарил одной из своих дам ожерелье из жемчуга размером с голубиное яйцо, а бедная старая королева с короной на голове, обливаясь слезами, упала на колени и умоляла его выгнать всю эту свору нахальных потаскух из Виндзорского замка. В Ларк-Райзе утверждали, что, когда миссис Эндрюс треплет языком, можно воочию видеть, как из ее рта, точно пар, вырывается ложь, и никто не верил ни единому ее слову, даже если изредка она говорила правду. И все же большинству женщин нравилось с ней болтать: «хоть какое-то разнообразие». Лорина мать была слишком строга к миссис Эндрюс, когда называла ее «вредной бабой» или в решающий момент перебивала ее, чтобы спросить: «Вы уверены, что все так и было, миссис Эндрюс?» Для общества, у которого не имелось ни кино, ни радио и было очень мало книг, эта женщина оказывалась весьма полезной.

Не меньше сплетниц и болтуний досаждали те, кто брал взаймы. В тот или иной момент в долг просила почти каждая женщина, а некоторые семьи жили исключительно за счет заимствований «до получки». Сначала раздавался робкий негромкий стук в дверь, и когда она открывалась, детский голосок произносил:

– Ой, простите, миссис Такая-то, не могли бы вы одолжить маме пригоршню чая (чашку сахара, половину буханки и т. п.), пока папа не получит деньги?

Если в первом доме необходимой вещью разжиться не удавалось, девочка перемещалась от двери к двери, повторяя свою просьбу, пока не получала искомое, ибо так ей было велено.

Взятое взаймы обычно возвращали, иначе вскоре одалживать стало бы уже негде; но зачастую возвращали в меньшем количестве или более низкого качества, и в результате те, кто привык просить в долг, возбуждали подспудное негодование. Но ни одна открытая жалоба не слетала с уст заимодавца. Иначе просительница могла обидеться, женщины же ценили хорошие отношения с соседками превыше всего.

Мать Лоры терпеть не могла обычай брать и давать взаймы. Она рассказывала, что, когда только начинала вести хозяйство, взяла за правило говорить детям, пришедшим просить в долг:

– Скажи маме, что я никогда не занимаю сама и не даю взаймы. Но чай возьми. Я не хочу, чтобы его потом отдавали. Передай маме, что это подарок.

Но план не сработал. Та же девочка приходила вновь и вновь, пока однажды не пришлось твердо заявить ей: