Беднея, миссис Брэйсуэлл становилась все более гордой, повелительной и ядовитой, и, когда она являлась в школу, девочки дрожали от страха, особенно Лора, которая знала, что этот орлиный взор никогда не пропустит ее шитье без суровой критики. Пожилая леди медленно шествовала по классу, рассматривая каждую вещь и восклицая, что шитье из рук вон плохое и она не знает, куда катится мир. Стежки были слишком большими, изнаночная сторона обработана хуже лицевой, петли обметаны отвратительно, ленты пришиты косо, а тамбурный шов выглядит так, будто по ткани прополз паук. Но когда она пришла проинспектировать изделие одной из обладательниц призов, лицо ее просияло.
– Как аккуратно! Какая тонкая работа! – похвалила она и продемонстрировала образцовое рукоделие всему классу.
Учительница, благоговея, как и дети, поддерживала знатную леди под локоток, но старалась казаться непринужденной. Мисс Холмс в свое время обращалась к миссис Брэйсуэлл «мэм» и, открывая перед ней дверь, делала легкий реверанс. Ее преемницы называли помещицу «миссис Брэйсуэлл», но не очень часто и довольно неуверенно.
Тогда положение сельской школьной учительницы в социальном отношении было весьма неопределенным. Возможно, в некоторых местах оно и по-прежнему таково, поскольку не так давно президент Женского института писала: «Мы очень демократичны. Наш комитет состоит из трех леди, трех женщин и сельской школьной учительницы». Та учительница, хоть и не была ни леди, ни женщиной, все же вошла в комитет. В восьмидесятые годы девятнадцатого века школьная учительница была явлением настолько новым, что жена священника, оказавшись перед настоящей дилеммой, говорила:
– Я бы хотела позвать мисс Такую-то на чай; но куда ее приглашать – на кухню или в столовую?
Мисс Холмс самостоятельно разрешила эту проблему, когда обручилась с садовником сквайра. Мисс Шеперд была более амбициозна в социальном плане. Действительно, сколь бы демократичной она ни была в теории, на практике эта милая особа была не чужда снобизма. Она добивалась внимания избранных, хотя обычно заявляла, что избранные – это лучшие представители общества. Она считала возможным напрашиваться на чай в дом священника и потом судачить об этом, а когда девушка из бедной, но аристократической местной семьи пошла в учительницы музыки, мисс Шеперд тут же вздумала учиться играть на скрипке.
Однажды Лоре посчастливилось стать свидетельницей забавного маленького проявления этой слабости мисс Шеперд. Школьников пригласили на праздничный обед в Поместье, дети собрались в школе, а потом их парами повели через сад к задней двери. Другие гости – викарий, вдова доктора и дочери богатого фермера, – которые должны были пить чай в гостиной, пока дети пировали в людской, направились к парадной двери.
Так вот, мисс Холмс всегда шла вместе со своими учениками, пила чай и лакомилась пирожным в перерывах между обслуживанием их нужд; но мисс Шеперд питала более честолюбивые устремления. Когда процессия достигла места, где обсаженная кустарником дорожка пересекала главную аллею, ведущую к парадной двери, она остановилась и задумалась, а затем произнесла:
– Пожалуй, я войду с парадного входа, мои дорогие. Хочу выяснить, хорошо ли вы будете вести себя в мое отсутствие, – и направилась по подъездной аллее, облаченная в свое лучшее коричневое платье, облегающий бархатный жакет с баской и длинное меховое боа, похожее на змею. Ее сопровождал по меньшей мере один взгляд цинично усмехающихся маленьких глаз.
Мисс Шеперд с удовольствием позвонила в дверной звонок и выпила чаю в гостиной; но триумф ее длился недолго. Через несколько минут она вышла в людскую, передала своим подопечным хлеб с маслом и прошептала одной из своих помощниц:
– Дорогая миссис Брэйсуэлл сразу же напоила меня чаем, ибо, по ее словам, она поняла, что мне не терпится вернуться к детям.
Сам сквайр появлялся в школе раз в год; но никто не нервничал, когда его веселое красное лицо появлялось в дверях, и все вокруг улыбались, когда он рассказывал о цели своего визита. Он устраивал концерт, который проводили в классной комнате, и выражал желание, чтобы кто-нибудь из детей спел. Сквайр относился к своим обязанностям не столь серьезно, как его мать; большую часть времени этот человек проводил, бродя по полям и рощам с ружьем на плече и парой спаниелей, следовавших за ним по пятам, оставляя ее управлять домом, садами и прочим, что осталось от семейных владений, а также поддерживать фамильное достоинство. Единственным его талантом была игра на банджо и исполнение негритянских песен. Он обучил этому нескольких деревенских юношей, и они входили в его «Негритянскую труппу», которая всегда составляла основу программы ежегодного концерта. В нескольких номерах были заняты его друзья и друзья его матери, а оставшееся время отводилось ученикам школы.
Итак, после визита сквайра школа оживлялась. Самые злободневные вопросы были: что нужно петь и кто будет петь. Наконец постановляли каждому что-нибудь исполнить. Участвовать предстояло даже Лоре, у которой не было ни голоса, ни слуха.