Майскую королеву выбирали за несколько недель до праздника. Предполагалось, что это должна была быть либо самая красивая, либо самая популярная девочка в приходе; но чаще будущая королева назначала себя сама – это была либо самая решительная из девочек, либо та, чья очередь подошла в этом году («Вы выберете меня в этом году, а я проголосую за вас в следующем»). Каким бы путем ни избирались королевы, все они очень походили друг на друга: крепкие, розовощекие девицы десяти-одиннадцати лет, с пышными гривами темных, завитых, чтобы корона хорошо смотрелась, волос.
Последние штрихи в венец вносили уже в день Майского праздника, когда дети к шести часам утра собирались в школе. Из недр школьного сундучка для рукоделия извлекалась большая фарфоровая кукла в голубом платье, которую сажали на небольшой выступ в передней части майского венца. Эту кукла называли «леди», и она считалась необходимым элементом. Даже в тех приходах, где майский венец давно представлял собой потрепанный букет, привязанный к верхушке шеста, к цветам обязательно прикрепляли какую-нибудь куклу. Интересно отношение детей к «леди». Они полагали, что майский венец принадлежал ей и процессия совершалась в ее честь. С «леди» нельзя было обращаться непочтительно. Когда венец опрокидывался, как часто случалось в конце дня, если дорога была ухабистой, а носильщики уставали, в первую очередь спрашивали, все ли в порядке с «леди». (Возможно, «леди» когда-то олицетворяла Богоматерь[24], которая, в свою очередь, заменила собой более ранний языческий идол – изображение какого-то духа вновь возродившейся земли?)
«Леди» с комфортом восседала перед венцом, сверху на все сооружение набрасывали большое белое муслиновое покрывало либо юбку, явно позаимствованную с викторианского туалетного столика, и оно служило одновременно и занавесом, и навесом от солнца. Затем между обручами вставляли ручку от метлы, исполнявшую роль шеста для несения.
К этому времени вся приходская ребятня от семи до одиннадцати лет была в сборе; девочки, независимо от погоды, надевали белые или светлые платья, если они имелись; наряды и девочек, и мальчиков были дополнены яркими бантами и кушаками из лент, мальчики носили перекрещенные ленты на одном плече.
Королева щеголяла в короне из маргариток с наброшенной на нее белой вуалью, другие девочки тоже носили белые вуали, если могли их добыть. Традиционно полагались белые перчатки, но их редко можно было достать. Иногда находили одну пару для королевы, всегда слишком большую; зато пустые кончики пальцев можно было застенчиво сосать, когда позднее начались поцелуи.
Затем сформировалась процессия. Она выглядела так:
Мальчик с флагом и девочка с копилкой.
Венец, который несли два носильщика.
Король и королева.
Две придворные дамы.
Лорд и леди.
Две дамы.
Лакей и жена лакея.
Простой народ, идущий парами.
Девочка, так называемая мать, и мальчик, так называемый тряпичник.
Роль «матери» доставалась одной из самых ответственных старших девочек, на которую возлагалась обязанность следить за поведением участников шествия. На руке она несла большую старомодную корзину с двустворчатой крышкой, в которой помещались обеды для главных действующих лиц. Мальчик-«тряпичник» нес плащи, которые брали на случай дождя, но надевали редко, даже если шел ливень, чтобы те не портили своим бедным, потрепанным видом праздничные наряды.
Процессия быстро выдвигалась в путь. Матери махали руками и умоляли своих отпрысков быть паиньками; некоторые из оставшихся малышей громко кричали и ревели; старики подходили к воротам коттеджей и говорили, что, хотя процессия в этом году неплохая, ее не сравнить с теми, которые они видывали раньше. Но участники шествия не обращали на это внимания; они наконец-таки пустились в путь и клялись, что не повернут назад, «даже если хлынет проливной дождь».
Первая остановка была у дома священника, где венец устанавливали перед входной дверью и начинали звучать тоненькие голоса, сначала робкие, но постепенно набиравшие уверенность.