Ларочка

По дороге вниз Лариса завернула на этаж «Истории». Там было пустовато, никто из вызванных в кабинет шефа еще не вернулся, только из одной, открытой в коридор двери раздавались голоса. Там Карапет Карапетович заваривал чай на маленьком столике у себя в закутке, а Перков прохаживался подле и вещал:

– Я почти никогда не ошибаюсь, я, конечно, никакой не профессиональный предсказатель, я любитель, и у меня нет нужды все время что-то высматривать там в будущем. Только походя, по живому, непосредственному наитию. Они у меня рождаются как стихи – прозрения. Кстати, может после «поражений» соберусь и на «мои прозренья».

– Что? – глухо переспросил Карапет.

– Да, так. Например, недавно я прочитал статью в «Труде» «Доживет ли империя США до 2017 года?», и моя мысль заклуб илась сама собой, и уже через час я знал достоверно, что случится все значительно раньше. Уже году в 2008-м начнется страшный финансовый кризис, и Америка начнет рушиться и разваливаться на куски. Где-то году в 2015– 2018-м. Я, конечно, не Ванга, но и у меня есть удачи. Я, например, предсказал отпадение Белоруссии от России, то есть развал СССР. Кто бы мог двадцать лет назад до такого дойти?!

Карапет Карапетович уже давно отвлекся от процесса заваривания и потрясенно глядел на говорящего гостя, автоматически поглаживая глубокую выемку у себя на черепе.

Увидев Ларису в дверях, Перков резко, виновато смолк. Она поманила его пальцем:

– Одевайся. Поехали. Не задавай вопросов, я не буду отвечать.

– Ну, а как же рукопись, ведь меня уже ждут!

39

Дверь открыла невысокая плотная девица в коротком халатике на голое тело. Веснушки, короткие рыжеватые волосы, в припухших губах сигарета. Ведь ждала гостей, могла бы привести себя в порядок.

– Здравствуйте, – сказала хрипло.

– Ты кто? – спросила Лариса, проходя внутрь квартиры, и сама себе мысленно ответила: «Шалава».

Перков осторожно двинулся следом. Лариса хотела спросить, где Лион Иванович, но раньше увидела, где он. Дядя Ли лежал на своем раздвижном диване. На нем была пижама, по виду свежая, до пояса он был прикрыт клетчатым пледом. Половина лица у него была намылена. Правой рукой он держал распахнутую опасную бритву в хлопьях мыльной пены.

– Здравствуй.

Он ответил только глазами, но вполне осмысленно, мол, привет, все в порядке, не журись.

Девица подошла к нему, присела на край дивана и, наклонившись, взяла в руки бритву и продолжила начатое. Ее налитые груди, казалось, вот-вот выкатятся из халата прямо на старика. Неуместный эротизм этой сцены злил Ларису. Так что же случилось с Егором, хотелось ей спросить, но одновременно очень хотелось разобраться с девицей. Одно желание перебегало дорогу другому, так что гостья просто зло молчала.

И тут еще раздался детский плач. «Парикмахерша» опять вложила бритву в руку Лиона Ивановича, как в подставку, и быстро вышла на кухню. Лариса вопросительно поглядела на дядю Ли, и конечно же зря. Он по-прежнему был нем. За какой бы то ни было информацией надо было идти на кухню. Она укоризненно покачала головой, ах, дядечка, ах проказник! Он продолжал грустно улыбаться своими выразительными глазами.

На кухне, как ожидалось, Лариса застала самую отвратительную из возможных сцен. Грудь конопатой хамки все же вырвалась на свет и теперь обчмокивалась губами грудного дитяти, вынутого из коляски. Теперь у гостьи начал формулироваться еще и третий вопрос, и она совсем онемела. Перков равнодушно выглядывал из-за ее плеча.

– Егор попал под машину. Вернее, не под машину, она ехала мимо, но был плохо закрыт борт, торчал… я не знаю, как называется, и ему попало в висок. Теперь он без сознания. В госпитале. В Коврове. Я хотела к нему поехать, но не с кем оставить ребенка. Я позвонила – может быть, вы посидите?

Лариса даже не сразу осознала, до какой степени ей хамит эта хамка. То есть вот для чего она сюда вытребовала родную мать Егора, чтобы…

– А ты, собственно, кто?

– Марина.

– Ты жила у Лиона Ивановича?

Марину, кажется, этот вопрос смутил. Она не сразу поняла, как на него отвечать.

– Да. Но не только.

Ларисе было не до ее трудностей. Ее наконец прорвало.

– А как он попал в армию?

– Пришла повестка…

– Почему он никому ничего не сказал?!

Марина пожала голым плечом:

– Все знали, Лион Иванович… Егор вам хотел сказать, но потом решил, что лучше напишет оттуда. Я ему говорила, что так не очень хорошо, но он сказал, что так лучше.

Марина отняла ребенка от груди и уложила обратно в коляску.

– Так ты не сказала мне, кто ты?

– Я Марина. Я понимаю, Егор вам ничего не говорил. Он хотел, но все не говорил.

И тут Ларису, как это обычно говорится, пронзило.

– Послушай, а ты, ты что… ты, что ли, его, в смысле, ты с ним?!

Марина кивнула и медленно передернула плотными плечами, как бы говоря: а что, до сих пор это было непонятно?

Лариса до такой степени была поражена, что даже обернулась к Перкову за поддержкой, все же какой-никакой, а отец.

– И что, Марина, этот ребенок…

– Это девочка.

– А как зовут? – спросил поэт, чтобы хоть как-то поучаствовать в разговоре.