Ларочка

– Ты должна ему помочь.

– Дядя Ли, последние годы я только тем и занимаюсь, что пытаюсь до него достучаться.

Старик еще больше сдал и, без того маленький и сухощавый, совсем перешел в насекомое состояние тела. Полюбил рассуждения на тему своего переселения «в богадельню».

– Я не про то сейчас, Ларочка. Я про то, что его вот-вот забреют.

Время летит!

– Ты сама должна понимать, что такому мальчику, как Егор, туда нельзя никак, и даже в мирное время, не говоря уж про сегодня.

Лариса почувствовала сильнейший приступ раздражения. Опять эта приглушенная проблема начинала подниматься в полный рост.

– Я дочь офицера и…

– И люби свои военные марши и не болтай глупостей, личная к тебе моя просьба. Лучше сразу дай Егору съесть какую-нибудь передозировку, и чтобы не мучился в чеченских окопах.

– Какие окопы, дядя Ли!

С годами бывший конферансье утрачивал свой безупречный выговор и безукоризненный грамматический строй речи. Он утверждал также, что почти забыл таблицу умно жения.

– Белый билет, Лара, только белый билет.

– Послушай…

– И не говори, что у тебя не хватит связей. Хочешь моей могилы – бери, но мальчик!

– Он что, сам просил тебя об этом?

– Но я же не слепой, Лара, он сразу впадает в такую прострацию, когда я завожу речь обо всей этой службе.

Лариса понимала, что раскатывать перед стариком склейку из идейных аргументов бессмысленно. Да, она всегда считала, что русская армия лучшее и важнейшее создание отечественной культуры. Это и семейная их Коневых мысль, и общественная позиция ее, Ларисы Коневой, на настоящий момент. И весь разлагающий яд берется от тихих, лукавых предательств в верхах, от того, что дети наших министров не идут в те самые чеченские окопы, а садятся на белые билеты или, еще хуже, едут учиться в Женевы и Лондоны. А ведь это не что-то, а искренняя родительская любовь питает повсеместное, сверху донизу, предательство. Россия – рыба с испорченной головой. И даже друзья… Вон Милован, под всю свою болтовню о Скобелеве, сынка Тимошу тихо отмазал, и даже рассказывал об этом в буфете как о подвиге своего изворотливого житейского ума. Такие теперь подвиги. Причем Тимоша этот гарный, справный парубок, аквалангист и драчун, не то что родимый тюфячок Егорка.

И какая же она сама будет борец за чистоту в рядах, за славу русского оружия, если своего рыхлого сына откосит от его естественной мужской судьбы.

– Сын генерала Пуликовского погиб в Чечне…

Лион Иванович сердито замахал на нее цыплячьими лапками:

– Вот именно, сын генерала. Это их военное, генеральское дело. Сын генерала платит за право ускоренно самому стать генералом. Мы не знаем, может, он сам попросился. А тут другое. Интеллигентный мальчик и очень, очень грязная война.

– Хватит, дядя Ли.

– Офицеры торгуют солдатами, как крепостными. Все украдено или продано. Чеченские бандиты после боя приезжают расслабиться в московскую сауну. И ты хочешь, чтобы твой мальчик, единственный мальчик стал бараном в этих горах?

– Ему же еще почти год до призыва.

– Намного меньше.

Лион Иванович встал и ушел.

32

Участок был разделен на две примерно равные части, как и дом, купленный Коневыми в поселке Пуговичино. В их части сада имелось три старых, раскидистых, очень плодоносных яблони, несколько молодых слив и мертвая груша. Николай Николаевич сидел на крыльце в тельняшке и трениках, покуривал и прикидывал спокойным глазом объем работ. Нина Семеновна возилась с неразобранным барахлом в доме.

Лариса с Гапой осторожно блуждали между грядками, стараясь не запачкать дорогие туфли и брюки.

– Признаться, он меня окончательно сразил.

– Ты рассказывай, рассказывай.

Лариса практически цвела, и если бы ей захотелось остановиться где-нибудь под окном, то пчелы ее скоро стали бы принимать за жасминное дерево. Так она благоухала и не только духами, но и порывами светлого настроения.

– Я почти с самого начала немного третировала его, ты помнишь, что слишком солдафон, прямолинейный, квадратный. В шутку, конечно. Да и, если честно сказать, мне нравился его мужской стержень в сравнении с моим вялым лекторским контингентом. Слова болтать они мастера, а чтобы гвоздь забить, не говорю уж о мужском поступке…

– Ну, ну.

– Так вот ему, чтобы чуть-чуть позлить, намекала, что нет в нем артистической жилки. Я видела, что он все больше помалкивает, когда рядом какой-нибудь умник из моих.

– Признак ума – не ляпать лишнего.

– Это женская добродетель – молчание. Так вот, я не уколоть его хотела, хватит с меня артистичных и на работе, мне был нужен характер, нет сейчас русского мужского харак тера.

– Да, уж. – Агапеева долго искала, куда девать окурок, прикончила каблуком.

– Целую неделю его не было…

– Я же тебе говорила – сына хотели сажать.

– Я думала, что-то случилось, начинает отползать товарищ генерал в семейную бухту…

Агапеева закашлялась.

– А позавчера утром сажает он меня в свою «Волгу» и куда-то в Подмосковье.

– Я слушаю, слушаю.