Он пошел в спальню, сердясь и ругаясь на себя: "Сильная личность! Козел, а не сильная личность! Выслушиваю от какой-то дуры идиотские упреки. Да был бы на моем месте Макаев, разве бы она позволила сделать ему замечание? Она бы и не пикнула! А я? Я даже не промолчал: хуже того, я начал оправдываться. Перед кем? Перед собственной уборщицей!" Он от злости ударил кулаком по дверце шкафа. Затем достал из бара бутылку виски, скрутил крышку и сделал несколько больших глотков прямо из горлышка. "Нет! Если я хочу быть сильной личностью, я должен совершать поступки. Не делать дела, а совершать поступки!" Он выпил еще и захмелел. Внезапно ему пришла в голову одна мысль. Он вытащил из кармана пиджака бумажник и достал оттуда пачку стодолларовых купюр. Зажал их в кулаке, а кулак засунул в карман халата. Затем отхлебнул еще и вернулся в гостиную.
Она уже заканчивала убираться — ползала по ковру на коленях, тщательно вытирая мокрой тряпкой следы его ночных безобразий.
Кольцов подошел к ней вплотную, широко расставил ноги и посмотрел на нее — сверху вниз. Руки он держал в карманах и постепенно отводил их назад, раздвигая полы халата.
— Скажите, — сказал он, сдерживая икоту, — как вы это делаете? Вам не противно?
— Что вы имеете в виду? — спросила она, пытаясь подняться.
— Не надо, не надо. Сидите. Так будет удобнее, — остановил ее Кольцов. — Я имел в виду: вам не противно убирать чужую блевотину?
— Ну, — женщина пожала плечами, — кому-то надо это делать, — она попыталась улыбнуться. — Ведь вы один живете, без хозяйки. Должен же кто-то здесь убираться.
— Правильно, — одобрил Кольцов. — Я плачу, вы — убираетесь. Каждый зарабатывает на жизнь, как может, — он помолчал. — Не хотите ли заработать… ну, скажем двести долларов? — он вынул из кармана кулак с зажатыми в нем зелеными бумажками. При этом его халат окончательно распахнулся.
Женщина посмотрела на него испуганно. Она молчала.
— Ну хорошо, триста. Это большие деньги, — Кольцов отсчитал три купюры и бросил на пол.
— Нет, — она отшатнулась назад. — Сергей Иванович, что с вами?
Кольцов шагнул вперед.
— Ладно, пятьсот. Никому так не платят — ни одной проститутке. А я предлагаю вам пятьсот. Это очень много.
— Зачем вы это делаете, Сергей Иванович? — чуть не плача, спросила женщина. — Ведь я же старая… Зачем…
— Это не имеет никакого значения, — сказал Кольцов и бросил на пол еще две бумажки. Он крепко обхватил голову женщины обеими руками и прижал к себе. — Неужели это настолько страшнее, чем вытирать чужую блевотину?
Женщина не ответила. Она робко обхватила его член сморщенными губами, покрытыми множеством загрубевших пушковых волосков и стала неумело ласкать, зачем-то сильно оттягивая крайнюю плоть назад, к животу. Кольцов тихонько постанывал и улыбался. Но потом ему этого показалось недостаточно: он велел ей встать, повернуться спиной и спустить джинсы. Затем нагнул ее, заставив упереться обеими руками в стену и, крепко сжав руками дряблые ягодицы, вошел в нее сзади.
— Ты же, — прохрипел он, — в прошлом учительница, так ведь?
Женщина кивнула.
— Прочитай мне что-нибудь наизусть, — приказал он. — Свои любимые стихи. Давай, я хочу послушать…
Так он впервые познакомился с Гумилевым: узнал про жирафа и про озеро Чад.
— Ничего, прикольно пишет, — сказал он, когда все было кончено. — Принеси мне его книжку — ознакомлюсь, если время будет, — и, проводив оцепеневшую женщину до прихожей, фамильярно ущипнул ее за обвислую грудь:
— Пока! Приеду — позвоню. Убираешься ты хорошо. А все остальное — не очень, — и, выставив ее из квартиры, захлопнул дверь.
Теперь он хорошо понимал и, главное, чувствовал, что такое небольшой избыток жизненной силы.
Новожилову хоронили на третий день, как и положено по христианскому обычаю. Большой гроб с телом был выставлен для прощания в гулком зале с красивыми колоннами. Пришедшие на панихиду в несуетливом молчании возлагали венки, букеты цветов, говорили несколько теплых, но запоздалых и уже ненужных слов и поспешно отходили, уступая место другим. Половина присутствовавших пришли сюда не потому, что были близко знакомы с убитой или же сильно опечалены ее гибелью — просто надо было «светиться». Мужчины время от времени выходили на улицу, курили, смеялись и хлопали друг друга по спине; затем возвращались, нацепив маску безутешной скорби, чтобы снова встать рядом с гробом: предпочтительнее у изголовья, потому что туда камера смотрит чаще.
Настала очередь Кольцова. Он появился в тот момент, когда траурное мероприятие уже подходило к концу. Он принес огромный букет темно-бордовых роз: настолько большой и тяжелый, что его приходилось держать обеими руками. Оператор сразу же взял этот букет крупным планом. Кольцов подошел к гробу, поклонился, поцеловал покойной руку. Среди родных и близких Новожиловой пронесся шепоток: никто из них не видел Кольцова раньше. А он, распрямившись, вдруг довольно громко заговорил.