— У писателя нет коллег. Есть одни лишь соперники. Вы бы стали называть любовников своей жены коллегами? Вряд ли, правда? Потому что хотите посвятить этой женщине какую-то часть своей жизни и надеетесь на взаимность. Так вот: посвятить свою жизнь литературе — это гораздо достойнее и благороднее, чем посвятить ее женщине. Вы не находите?
— Спасибо, — снова прервал его хозяин кабинета. — Александр Евгеньевич, вот вы сказали, что считаете себя великим. А насколько велика ваша роль в литературе, как вы думаете? Ведь пока не вышла ни одна ваша книга?
— Вы знаете, — не растерялся Ефимов. — Значение чего-то — или кого-то — определяется не тем, что он может, а тем, что без него невозможно. Вы понимаете мою мысль?
— Да, конечно, — подтвердил Дмитрий Дмитриевич. — И что же, на ваш взгляд, без вас невозможно?
— Не знаю… Со временем это будет лучше видно…
— Хорошо. Спасибо вам большое за интересную беседу. Я жду вас на следующей неделе, во вторник. Вас это устроит?
— Вполне, — сказал Ефимов, поднимаясь с кресла. Он обвел взглядом всех присутствующих, церемонно поклонился и направился к выходу.
— Александр Евгеньевич, — остановил его Воробьев. — Возьмите, пожалуйста. Это вам, — и протянул ему полиэтиленовый пакет, в котором лежало что-то продолговатое, с прямыми углами.
— Благодарю вас, — сказал Ефимов, взял пакет и ушел.
Все молчали, ожидая, когда Дмитрий Дмитриевич что-нибудь скажет. Он развел руками и, словно оправдываясь, произнес:
— Я иногда дарю ему блок сигарет. Самых дешевых. Он очень много курит.
И, помолчав, добавил:
— Вы знаете, как ни странно, я — его поклонник.
В кабинете воцарилась тишина. Парень с серьгой осмелился нарушить ее первым:
— Вы читали его книги? Вы же сами сказали, что ни одна еще не напечатана?
— Ну да, — согласился Дмитрий Дмитриевич. — Я читал рукописи — врач должен знать все о своем пациенте. Честно говоря, его детективные романы мне не понравились. А стихи — хорошие. Очень хорошие… Парадокс, но сам он думает совершенно обратное. Наверное, это тоже — проявление болезни…
Аркадий Львович Борзовский мерил свой огромный кабинет маленькими быстрыми шажками. Майор Прокопенко стоял в центре и поворачивался всем телом вслед за патроном.
— Почему?! — бушевал Борзовский. — Что это такое? Как это попало в газеты? Кто такой Ремизов? Неужели вы не можете заткнуть ему глотку?
— Этого ни в коем случае нельзя делать, — возражал Прокопенко. — Во-первых, это равносильно признанию собственной вины, а во-вторых — неизвестно, что у него припрятано на экстренный случай: журналисты, как правило, всегда стараются подстраховаться. Убрать его — дело нехитрое, но нет никакой гарантии, что завтра в газетах не появится что-нибудь еще хуже, чем сегодня.
— Да куда уж хуже! — со злобой цедил Борзовский, массируя лысину.
— Аркадий Львович, — говорил Прокопенко. — Но вы-то никак в этом скандале не замешаны. Вы здесь вообще не при чем.
— Не при чем, — передразнил его Борзовский. — Где Кольцов?
Прокопенко развел руками:
— Не знаю. Мы не можем его найти. Видимо, Кольцова кто-то предупредил, потому что ФСБ тоже не успела его арестовать. Он куда-то скрылся, никто не знает, куда. Он мне звонил сегодня ночью. Говорил, что в сейфе, в его рабочем кабинете, хранится видеокассета с записью любовных утех Генерального прокурора.
— Ну и что? — Борзовский пожал плечами.
— Он надеется, что эта кассета поможет избежать возбуждения уголовного дела, — пояснил Прокопенко.
— Боже мой! — воскликнул Борзовский. — Ну что за дурак! Подумаешь, кассета! Что там, на этой кассете? Вы видели?
— Там прокурор с двумя проститутками…
— И все?! Только-то?! Да он скажет, что одна из них — его племянница, а другая — старшая дочь, и еще возбудит против вас дело о вмешательстве в личную жизнь. Нет, это несерьезно. Пусть засунет эту кассету… Хотя ладно. Она еще пригодится. Но не Кольцову. От Кольцова надо срочно избавляться, пока его никто не нашел. Точнее, пока твои коллеги не нашли его раньше нас. Ты понял меня, майор?
— Конечно, — кивнул Прокопенко. — Проблема в том, что мы его тоже найти не можем…
— Ну так ищите! — взвизгнул Борзовский. — Ищите, пока не найдете! Теперь вот что: правда, что весь героин заражен СПИДом?
— Понимаете, — начал объяснять Прокопенко. — Такая версия действительно существует. Работу в этом направлении ведет Феоктистов, но окончательный результат еще неизвестен, потому что у него нет обезьяны, чтобы поставить заключительный опыт. Обезьяна стоит сорок тысяч долларов…
— Майор! — перебил Борзовский. — Я плачу вам гораздо больше, чем обезьяне. Неужели нельзя додуматься до такой простой вещи: взять на улице десять наркоманов, ввести им героин и потом сделать анализ. Куда проще?
— Все правильно, Аркадий Львович. Мы думали над этим. Но дело в том, что анализ может дать результат минимум спустя три месяца после заражения. Так что этот вариант не годится.
— Хорошо, — Борзовский на мгновение прекратил бегать из угла в угол, подошел к Прокопенко и заглянул ему в глаза. — Что вы собираетесь делать? Расскажите мне, что вы собираетесь делать сегодня? Прямо сейчас?