Last Stardust (СИ)

— Бек, — выдохнул он, не отрывая взгляда от профиля Отабека, неровно освещенного тусклым светом луны, — я правда не знаю, что тогда на меня нашло. Ты прав, мы все решили, незачем было возвращаться к этому всему. Ты не виноват, что я вел себя, как эгоист. Я не хочу портить тебе отдых, — слова давались тяжело и будто застревали в горле, как рыбьи кости. Отабек повернул голову и посмотрел на Юру. Теперь половина его лица была скрыта темнотой комнаты. — Давай просто… мы же не чужие, правда? Я не буду больше доставать тебя и ворошить то, что было. Я…

— Похоже, ты все же слышал не весь разговор, — сказал Отабек. – Тем лучше.

Юра закрыл рот и больно зажал между зубами кончик языка. Он только что пообещал не донимать Отабека — не стоит задавать вопросы, о которых он потом снова пожалеет.

— Просто останься, — тихо попросил он.

Ноги вдруг стали тяжелыми и неуклюжими, и Юра едва не снес бедром кровать, когда обходил ее, чтобы сесть на матрас. Смотреть на Отабека — такого странного, отстраненного и будто совершенно чужого — больше не было сил. Юра опустил голову и уткнулся лбом в ладони.

— Ты ведь спрашивал меня тогда, буду ли я твоим другом, и я согласился. Неужели теперь все так сильно изменилось? — он произносил слова, почти не слыша, как они звучали в этой ставшей вдруг такой тесной и неуютной темноте — жаркой и влажной, тугой, как резина.

Послышались шаги, и Юра почувствовал, как просел матрас под тяжестью чужого тела. Дыхание Отабека едва ощутимо коснулось растрепанных волос — резинку в океане Юра так и не нашел.

— Ничего не изменилось, — прозвучало совсем рядом. — Все, что я тогда говорил, правда.

— Тогда не уезжай. Обещаю, я ни слова не скажу про… про то, что было. Я не буду трепать тебе нервы. Я еще тогда говорил, что ни хрена дружить не умею, но я буду очень стараться, — последнее слово вышло совсем глухим и тихим. Юра проглотил вязкую слюну и прочистил горло. Сбоку мягко грело чужое тепло, и Юра невероятным усилием уговорил себя не поворачивать голову, чтобы уткнуться в такое знакомое плечо, которое было совсем рядом. Да, это всегда помогало, но теперь пора было учиться жить без этого. Давно пора было, просто Юра опять упустил самое главное, понял все не так и не вовремя.

— Юр, перестань. Ты не виноват, — сказал Отабек.

— И ты тоже! — громко возразил Юра и осекся.

В номере повисла тишина. Были слышны только разговоры за стенкой. Кажется, в общем зале собрались все, даже можно было разобрать голос Милы.

— Как нога? — спросил Отабек.

Юра отклеил ладони ото лба, который уже успел покрыться испариной от жары, и, приподняв ногу, покрутил в воздухе ступней. Кожа в месте ожога горела чуть сильнее, чем везде.

— Да норм. Пройдет, — отозвался он.

— Мила обещала дать какой-то крем, пойду попрошу, — Отабек поднялся, и Юра, прежде чем успел себя остановить, схватил его за запястье.

— Ты не уедешь?

Луна, похоже, совсем скрылась за облаками, потому что теперь лица Отабека совершенно не было видно. Юра бы что угодно в тот момент отдал, чтобы посмотреть в его глаза, чтобы разглядеть там хоть что-то знакомое и привычное, что-то, что всегда давало силы идти дальше, как бы ни было тяжело.

— Хорошо, — наконец, прозвучал ответ.

Юра выдохнул, уговаривая себя, что это облегчение сейчас разливается под ребрами чем-то горячим и тяжелым, а вовсе не что-то другое.

— Друзья? — спросил он.

— Друзья, — отозвался Отабек, выворачивая запястье из его хватки и пожимая юрины пальцы.

Почти как тогда, в Барселоне. Почти. С большой натяжкой, но все же. Слово-то то же самое.

Только почему от него на этот раз уже не хотелось улыбаться?

*

— Опять эти ворота! — Гоша, перегнувшись через бортик, указал пальцем в сторону острова.

— Это Великие Тории, часть святилища Ицукусима, — прокомментировал стоявший рядом Юри, ухватив Гошу за футболку на пояснице, чтобы тот не полетел рыбкой в воду. — Кстати, они тоже входят в список Всемирного Наследия ЮНЕСКО.

— Да, по-моему, тут все можно занести в этот список, так красиво, — выдохнула Мила, придерживая одной рукой на макушке широкополую белую шляпку, чтобы ее не снесло ветром.

Им снова пришлось встать очень рано, чтобы утром, до отлива, прибыть в Хиросиму. И теперь паром, перевозивший всех, как маршрутка, раз в полчаса на остров Миядзима, медленно плыл по бледно-бирюзовой воде к песчаному берегу. Сам город все единогласно решили осмотреть вечером, чтобы успеть сначала полюбоваться на одну из главных достопримечательностей префектуры — святилище Ицукусима. Врата, стоявшие в нескольких метрах от берега и затопленные в первой половине дня водой, горделиво возвышались ярко-оранжевым пятном над спокойным морем. Они очень сильно напоминали тории из Фусими Инари в Киото, просто были крупнее и монументальнее. Паром мягко и лениво полз по невысоким волнам к берегам острова, и все собрались на его втором ярусе вдоль бортиков палубы.

— Врата были полностью восстановлены во второй половине XIX века, — сказал Юри, отмахиваясь от Пхичита, пытавшегося его сфотографировать.