Юра принюхался. Пахло грилем и чем-то сладковатым. Он откусил самый кончик, измазав при этом щеку в соусе. На вкус было и правда, как осьминог, просто Юра привык, что они были совсем малюсенькие в морских коктейлях, что продавали в супермаркетах. А здесь такая огромная штука, да еще и только одно щупальце. Доев до конца, он вспомнил старый фильм с близняшками Олсен, где девчонка, попробовав улитку, сказала: “по вкусу, как надувной воздушный шарик”. Это было очень точное замечание, хотя желудок радовался — они снова не успели позавтракать с утра, Юра лишь выпил какой-то отвратительный холодный кофе из автомата у хостела, от которого его отговаривал даже Юри.
Вскоре они вышли на широкий пляж, усеянный у кромки воды разноцветными пятнами обуви. Люди разувались и шли босиком по дну до самых Великих Врат, которые с такого ракурса казались еще огромнее, чем до этого. Юра обратил внимание, что поверхность оранжевых массивных столбов была неровной, в отличие от торий в Киото, гладких и отполированных.
— Я тут посижу, — заявил Гоша и плюхнулся на песок прямо в светлых штанах. — Не горю желанием потом ходить в кроссовках с мокрыми ногами.
— Ленивая ты жопа! — Мила от души пнула его босой ногой в бедро.
— Зато покараулит нашу обувь, — миролюбиво сказал Крис, разуваясь и кидая белые кеды прямо рядом с вытянутыми ногами Поповича.
— Ну да, а то вдруг кто позарится на твои дорогущие тапочки, — фыркнул Витя. Он тоже разулся и теперь с обожанием наблюдал за развязывавшим шнурки Юри.
Юра стащил кеды, поморщившись, когда грубая ткань задела подъем стопы. При дневном свете ожог выглядел забавно — как обвивавший ногу полукругом браслет из родимых пятен. Краснота почти сошла, оставляя лишь темно-кофейный узор.
Вода была теплой, а дно — неровным и колючим от мелких ракушек. Юра с трудом подвернул узкие джинсы, которые все равно намокли, когда вода достигла колен. Тории вблизи выглядели совсем неровными и не такими ярко-рыжими, как издалека. Верхнюю перекладину украшала черная табличка с золотыми иероглифами. Подойдя ближе, Юра задрал голову, жмурясь от солнца, чтобы попытаться найти хотя бы один знакомый кандзи. Задача с треском провалилась.
— Это что, тараканы? — спросила дрожащим голосом подошедшая ближе Мила.
— Баба, ты своих друзей из номера привезла? — фыркнул Юра и посмотрел на девушку. Та указывала пальцем на основание одной из массивных колонн, на которой четко была видна отметка, докуда доходила вода в особо активные приливы — до этой черты возвышавшаяся над водой часть столба была бледно-серой и потрескавшейся. Между трещин туда-сюда сновали крупные морские мокрицы.
— Это не тараканы, расслабься, — вздохнул Юра, разглядывая столбы. Из трещин торчали блестящие бока монеток.
— Можно оставить здесь монетку и загадать желание, — послышался голос Отабека, и Юра обернулся. Тот стоял в закатанных до колен джинсах и вертел в пальцах телефон.
Снова желание. Когда-то в детстве Юра был бы просто счастлив вот так на каждом углу встречать волшебные места, где можно попросить, о чем хочешь. Но сейчас под ребрами было тихо и пусто, даже демоны, напуганные и разбежавшиеся по углам, как облитые водой кошки, замолчали. Юра смотрел на Отабека, замечая каждую деталь: брызги от воды на рукавах, мелкую ссадину на костяшке указательного пальца правой руки, острый разлет ключиц в вороте не застегнутой до конца рубашки, темные подрагивающие ресницы. Юра отвернулся и сглотнул, уставившись в блестящий монетками столб перед собой. Он вынул из кармана сто иен и с силой воткнул в зиявшую в дереве трещину, надеясь, что желание придет на ум само. Он даже закрыл глаза, но под веками было лишь лицо Отабека в тот день на вершине горы — уставшее и бесконечно грустное.
Друзья. Они снова друзья. Что такое вообще дружба, если ты с ума сходишь просто от желания прикоснуться, взять за руку, обнять так, чтобы из головы вынесло ударной волной все мысли до единой?
— Надеюсь, что сбудется, — сказал Отабек совсем рядом, и Юра открыл глаза.
— Ты загадал? — спросил он, глядя на свою монетку.
— Нет, — отозвался Отабек. — Я не загадываю одно и то же желание дважды, а ничто другое не идет на ум.
Юра вспомнил, как видел его в Фусими Инари с табличкой “эма” в руках. Было так интересно узнать, что там было написано, даже хотя бы спросить, но язык будто мгновенно присох к нёбу.
— Идемте! А то вдруг здесь тоже есть медузы! — позвала их Мила. Она стояла в воде, опасливо подняв одну ногу, как цапля. Подол ее светло-розового сарафана намок и прилип к бедрам.
Отабек рассмеялся, и Юра замер от звука его смеха. Как давно он его не слышал. Сердце дернулось от мысли, что Отабеку, возможно, было и правда лучше без него. А может, это не он тянул Юру ко дну, хотя это была ложь, а наоборот?
На берегу все долго сушились, разгуливая по нагретому песку, не желая влезать в обувь с мокрыми ногами. Юра отряхнул ступни и все же втиснулся в кеды, стараясь как можно меньше задевать среагировавший на соленую воду противным зудом ожог.