— Юр, давай сюда, я закину наверх, — рядом возник Отабек. Он стоял в проходе, почти не шатаясь от качки разогнавшегося поезда, и протягивал руку.
Юра вылез из лямок рюкзака, и Отабек убрал сначала его, а следом и свою сумку на решетчатую металлическую полочку над сиденьями. Потом сел рядом. Всю дорогу они молчали. Отабек лишь иногда улыбался, когда у Юры в наушниках начинали играть знакомые ему песни — тот всегда очень громко слушал музыку. Юра изредка поглядывал на него, потом и сам не заметил, как начал выискивать в плейлисте и ставить те композиции, которые — он точно знал — нравились Отабеку. За полчаса до прибытия в Токио Отабек усмехнулся, нагло вытащил из уха Юры капельку и воткнул в свое.
И это было правильно. Во всяком случае лучше, чем до этого. Они друзья, убеждал себя Юра. Ведь можно же быть ими, даже если до этого не получилось что-то такое… что-то большее. В конце концов, сколько вокруг было историй, когда не получалось, а потом люди просто проводили время вместе, как будто ничего такого не было. Вон Лилия с Яковом. Развелись сто лет назад, а до сих пор общаются и работают вместе. Любо-дорого смотреть. Воспоминания о том, как порой лаялась эта парочка — весь Ледовый пришибало к полу, — Юра старательно от себя гнал. Друзья тоже могут ссориться. Но они с Отабеком не будут. Все, что угодно, лишь бы не ссоры снова, как когда-то. Да и Лилия с Яковом последнее время как-то затихли. Ходили слухи, что они помирились, но Юра не спрашивал. В пятнадцать, может, и спросил бы, но не теперь, когда он, как никто, знает, как порой могут выбивать почву из-под ног подобные вопросы.
Все у них будет хорошо, думал Юра, глядя на слегка кивавшего в такт музыке Отабека. Вот так и будет. С музыкой, переписками время от времени. Может, даже прогуляются, когда снова попадут в один город на соревнованиях. Именно такой и должна быть дружба. Все, что угодно, лишь бы снова не делать больно. Не хотелось больше слышать ту дрожь, что звучала прошлой ночью в голосе Отабека, когда они курили на балконе. Пусть он будет счастлив. Юра на все для этого пойдет. И если это значило, что ему нужно было просто побыть хорошим другом, проглотить свои чувства и не докучать ими, он так и сделает.
В Токио на вокзальной платформе было столько народу, что Юра, отвыкший за время, проведенное в относительно тихих городах и спальных районах, от столпотворений, то и дело налетал на спешивших куда-то людей. До Minami-Senju добирались на метро. И снова Юра вспоминал питерскую подземку — в Токио она тоже была не такая, а в многочисленных переходах с ветки на ветку можно было потеряться, как в диком лесу.
Никто из них никогда не был в этом районе Токио. Юри сказал, что он относительно тихий и вполне комфортный для проживания на недельку. Пхичит заверял, что отель всем понравится — в столице он выбрал не хостел и даже не рёкан.
— Все же я люблю Токио, — сказал Витя, когда они, немного успокоившись от суматохи с переездом, спокойно шли вдоль дороги по чистому и широкому тротуару.
— Да, в нем что-то есть, — согласилась Мила. — Такое уникальное ощущение потерянности. У нас такого ни в Москве, ни в Питере нет.
— Потерянности? — переспросил Юри.
— Ну да. Как ни приеду в Токио, всегда такое состояние, будто из головы все-все выметает. Ни у кого такого больше нет?
— У меня, — отозвался Юра. — Правда ни о чем не думаешь. Город для созерцаний. Но жить я бы здесь не хотел — слишком все вокруг бешеное.
— Зря ты так, между прочим, — возразил Крис. — К таким большим городам просто нужно привыкнуть.
— Именно поэтому ты живешь в Швейцарии за городом? — усмехнулся Пхичит.
— Каждый привыкает по-своему.
Юра уже очень хорошо знал, что каждая страна, каждый город пахли для него по-своему. Питер пах дождем и домом. Киото — влагой и деревом. Осака — чем-то горячим, печеным, как разогретая для пирожков духовка. Токио же пах чем-то приятно горьковатым, как пропитанная солнцем полынь. В воздухе то и дело можно было уловить ароматы духов, еды из ресторанов, машин, но этот запах был неизменен везде — такой легкий, призрачный, но все равно различимый. Опять же ни с чем не перепутаешь.
Отель оказался довольно обычным с виду восьмиэтажным зданием. Приветливый молодой менеджер со смешными овальными очками провел для них короткую экскурсию. На первом этаже был просторный зал с кухней, огромным обеденным столом человек на десять и совсем небольшим столиком, прилегавшим к кухонной стойке.
— Там плита, микроволновка. Тут кипяток, — администратор тыкал во все подряд пальцем. — Извините, тостера у нас нет, неприятная с ним история произошла.
— Что за история? — спросила Мила.
— У нас гостили американцы, которые решили пожарить в нем пиццу. Устроили пожар, — миролюбиво ответил японец.
— Нормально так, — протянул Попович.
— Да, теперь владелец не разрешает нам покупать тостеры. Для него они стали, как плохая примета.